лорда Доусона до той минуты, когда он появился на лестничной площадке в доме у виконта Моттона.
— Какое это имеет отношение к делу?
— Какое? Всяческое! Как вы можете ненавидеть человека, которого никогда не встречали?
— Легко.
Грейс призвала на помощь весь свой темперамент. Она понимала, что кричать на отца — дело обоюдоострое. Вместо этого она наклонилась над столом и посмотрела ему в глаза.
— Верно. Вы правы. Гораздо легче ненавидеть того, кого вы ни разу не видели. Вы не знаете о нем ничего хорошего.
— В Уилтоне не может быть ничего хорошего.
Рот отца вытянулся в тонкую прямую линию. Он схватил газету и, отвернувшись от дочери, снова принялся за чтение, бросив:
— Ты довела себя до того, что превратилась в истеричку.
— Никоим образом! — выкрикнула Грейс, но тотчас попыталась умерить свой гнев. — Это вы довели себя до того, что не желаете слышать правду в том, что говорю вам я. — Она выпрямилась и сжала руки, чтобы сдержаться и не броситься отцу на шею. Надо оставаться по возможности спокойной. Разумной. — С лордом Доусоном было то же самое. Он ненавидел свою бабушку до тех пор, пока я не убедила его поговорить с ней. Если вы согласитесь встретиться…
— Нет! — Отец хлопнул газетой о стол и вскочил. — Я не стану встречаться с Доусоном. Не желаю больше видеть этого человека.
— Вы это сделаете, если не хотите расстаться со мной навсегда. — Грейс вздернула подбородок в надежде, что Дэвид не переменил своих матримониальных намерений. — Я собираюсь выйти замуж за барона.
— Да неужели? — У отца на лбу запульсировали вены — дурной знак. — И как ты полагаешь это устроить? Ты не имеешь возможности вернуться в дом Моттона, если Доусон еще там, потому что мои кареты не находятся в твоем распоряжении. Более того, ты вообще не вправе выйти за барона, поскольку завтра же станешь супругой Паркер-Рота.
— Нет! — Грейс вцепилась в спинку стула. Осталось меньше суток… — Я считала, что это произойдет не на днях. Вы говорили…
— Я прикидывался.
Выйти замуж меньше чем через двадцать четыре часа… Боже милосердный!
— Я не давала согласия. И Джон не делал мне формального предложения.
Джон ни разу не поцеловал ее. Он не мог хотеть жениться на ней. Ее отказ будет благом для них обоих.
— Это не имеет значения. Ты выйдешь замуж.
— Нет. Я сейчас пойду и сообщу ему, что должна отказаться от брака с ним. Это будет очень неприятно, постыдно. Но что Бог ни делает, все к лучшему. Ему не нужна новобрачная, которая его не хочет.
Отец скрестил руки на груди. Лицо у него было каменное.
— Ничего подобного. Он дал согласие жениться на тебе. Это хорошая партия. Ты будешь жить недалеко от дома, в кругу близких тебе людей. Короче, ты выйдешь за него замуж. И больше говорить не о чем.
Грейс еще крепче вцепилась в спинку стула.
— Нет. Я за него не выйду. Не могу.
— Ты можешь. Ты этого хотела перед отъездом в Лондон. Будь оно проклято, ты этого хотела, уезжая из имения Моттона.
— Я не хотела. Я просто подчинилась приказу.
— Черт побери!
Отец вскинул руки вверх, потом сделал шаг вперед и ткнул в Грейс пальцем.
— Слушайте, мисс. Вы станете женой Паркер-Рота. Я ваш отец, и я приказываю вам сделать это.
Она, в свою очередь, уткнула палец отцу в грудь.
— Вы не можете мне приказывать. Я совершеннолетняя. И не выйду замуж за этого человека, вам понятно?
Отец начал орать:
— Ты не сделаешь с Паркер-Ротом того, что сделала со мной Харриет. Ты не бросишь этого человека, слышишь?
— Весь дом вас слышит, папа.
— Вот и хорошо. Иди к себе в комнату, неблагодарная девчонка! Увидимся в церкви.
— Когда викарий спросит меня, хочу ли я взять Джона в мужья, я отвечу, что нет, папа.
Отец побагровел. Вены, казалось, вот-вот лопнут. Как бы его не хватил апоплексический удар…
— Убирайся! — взревел он.
Грейс ушла.
Итак, он держит путь в Девон. Поступил-таки как полный идиот.
Дэвид глянул на кровать в номере гостиницы и вздохнул. Она была слишком коротка для человека его роста, хорошо хоть, что простыни сравнительно чистые.
Ему следовало уехать в Лондон. К этому решению он пришел, когда попрощался с мисс Смит на лестничной площадке в доме Моттона. Но когда добрался до пересечения дорог… словом, конь его почему- то свернул на дорогу к Девону.
Выбери он дорогу на Лондон, уже несколько дней как был бы дома и спал в собственной спальне на собственной кровати. Побывал бы уже на нескольких балах и раутах, возобновил бы свои матримониальные поиски.
Проклятие.
Он не испытывал бы ни малейшего намека на энтузиазм, разглядывая хихикающих дебютанток, робеющих юных мисс и уже слегка отчаявшихся девиц постарше, находящих утешение в вине.
Он хотел Грейс. Он очень хотел Грейс. Если существует хоть один шанс обрести ее… Он готов был преодолеть любую самую долгую дорогу к ней, не оставив в поисках ни одного камня неперевернутым.
И вот он здесь, в «Голубой цапле», а завтра утром отправится в Станден, чтобы перевернуть последний камень. Он приехал в гостиницу как раз перед обедом. У него состоялся приятный разговор с мистером и миссис Уэйфорд, молодой четой, недавно сочетавшейся браком… Говоря по правде, для него самого этот разговор не был столь уж приятным. О, молодая пара была очаровательной, дело не в этом, а в том, что сам он во время беседы неотступно думал о Грейс, воображая, будто это они, а не Уэйфорды обмениваются многообещающими взглядами с намеками на то, чем они будут заниматься у себя в постели, в спальне на верхнем этаже.
Ему больше пришелся по душе разговор с преподобным Барнсли, еще одним постояльцем гостиницы. Священник путешествовал в одиночку, направлялся он в Корнуолл и оказался завзятым рыболовом. Умело поставленные вопросы развязали ему язык, и он весь вечер рассказывал истории о рыбах, о приманке и прочем, имеющем отношение к рыбной ловле.
И вот теперь он у себя в номере, наедине с самим собой и слишком короткой, неудобной на вид кроватью. Завтра он доберется до Стандена. Неизвестно, существует ли еще возможность сделать ее своей баронессой. Может, он узнает, что она уже вышла замуж за своего скучного соседа.
Господи, думать об этом невыносимо.
Он улегся в постель и попробовал занять удобное положение. Это оказалось невозможным. Матрас, казалось, набит камнями.
Как видно, долгой будет эта ночь.
