на брюках Дэвида.
Дэвид прикусил нижнюю губу. Ах, робость Грейс была очаровательной, но смелость Грейс оказалась весьма эротичной. Она просто убивала его — в лучшем смысле этого слова! — когда начала расстегивать ширинку. Он чувствовал каждое прикосновение ее пальчиков к его плоти — да, это было само по себе возбуждающим, но главным оставалось то, что он чувствовал в своем сердце. Глядя на ее прекрасные рыжевато-золотистые волосы, каскадом спадающие на кремово-белые груди с нежно-розовыми сосками, вдыхая сладкий запах ее желания, Дэвид едва мог сдерживаться.
Грейс расстегнула последнюю пуговицу, и жезл Дэвида вырвался на свободу и оказался в нежной ручке Грейс.
— Ох, ну надо же!
Грейс уставилась на приз у себя в руках. Так это и есть мужское достоинство. Она очень осторожно провела пальцем от основания к кончику. Дэвид со свистом втянул воздух. Лицо его приняло напряженное, но не сердитое выражение.
Голос Дэвида прозвучал тоже напряженно.
— Ты можешь… трогать меня… как тебе хочется, любимая. Ты не причиняешь мне боль.
– Нет?
— Нет. — Дэвид почти задыхался. — Н-нисколько.
— Понимаю.
Грейс погладила твердый и потемневший от прилива крови жезл. Дэвид застонал. Она отдернула пальцы, словно обожглась, и с тревогой спросила:
— Ты сказал, что я не причиню тебе боль.
— Ты и не причинила.
Он облизнул губы. По щеке у него скатилась капелька пота. Казалось, ему трудно формулировать фразы.
— Это был стон наслаждения.
— Стон наслаждения? — переспросила Грейс.
— Вот именно. И сегодня я добьюсь, что и ты застонешь.
— Нет, ты не сможешь! — возразила она, пренебрежительно фыркнув.
Ах, чтоб тебе, как же сильно он любит ее. Он и не предполагал, что бывает такая любовь. Он был интимно близок со многими женщинами, но лишь теперь осознал, что к любви все это не имело никакого отношения.
— Хочешь пари? — спросил он, усмехнувшись.
— Ну как бы тебе сказать…
Грейс запнулась, а потом продолжила тоже с усмешкой, застенчивой и в то же время озорной:
— Да. А какие будут ставки?
— Хм, если ты все же застонешь, я попрошу тебя сделать в постели одну вещь.
Грейс нахмурилась.
— Какую?
— Такую, которая тебе понравится, даю слово.
— Согласна, — сказала она смеясь. — А если я выиграю?
— Видишь ли, я не могу считать выигрышем, если ты не застонешь, к тому же я в таком случае буду весьма разочарован в себе. Но тем не менее я тогда сделаю в постели то, о чем ты меня попросишь.
Она прихватила на минутку зубами нижнюю губу и, помолчав, сказала:
— Отлично, я принимаю твои условия.
Она протянула Дэвиду руку, чтобы скрепить соглашение. Он пожал ее, потом привлек Грейс к себе. Это было чудесно, однако Дэвид спохватился, что брюки все еще наполовину на нем, и, немедля от них избавившись, взял Грейс на руки.
— Осторожно! Я очень тяжелая.
— Ничего подобного. — Он поднял ее повыше, чтобы дотянуться губами до сосков. — Нисколько ты для меня не тяжелая.
Он дотронулся до соска языком, и Грейс вскрикнула.
— Надо мне было держать пари, что я заставлю тебя кричать. — Он отнес Грейс к постели и опустил на матрас, отчего она снова вскрикнула. — Но это было бы слишком просто.
Дэвид присоединился к Грейс. Матрас, должно быть, остался все таким же комковатым, но теперь Дэвид этого не чувствовал. Грейс тоже не жаловалась. Она распростерлась на спине, доверчиво глядя на Дэвида.
Господи, какую огромную любовь он чувствовал! Ему хотелось, чтобы Грейс застонала в порыве страсти, но он хотел слышать и ее смех. Хотел, чтобы она жила в полной безопасности, подарила ему детей, хотел, чтобы проходили один задругам годы их совместной жизни и они с Грейс оставались неразлучными.
Он поцеловал ее в лоб; целовал глаза и губы — очень крепко. Целовал шею, груди, живот и округлые мягкие бедра. Он…
Грейс сдвинула ноги до того, как он достиг своей цели.
— Что ты делаешь?
Он поднял на нее глаза.
— Целую тебя. Разве непонятно?
Грейс приподнялась и оперлась на локти.
— Уверена, что такое поведение неуместно.
— В самом деле? — Дэвид коснулся губами рыжеватых завитков. — В каком учебнике хороших манер ты обнаружила страницу, повествующую о поцелуях, допустимых в супружеских отношениях? Я, как видно, пропустил этот том.
Она покраснела — всем телом, и это было великолепное зрелище.
— Я, разумеется, не вычитала это в книге.
— Вот как? В таком случае какая из дам-патронесс пансиона, в котором тебя учили и воспитывали, изрекла этот постулат?
— Не смеши меня. Дамы-патронессы о таких вещах не говорят.
— Зато они судят о том, какие танцы можно считать приличными, а какие нет. И теперь, когда я подумал об этом, мне помнится, что вальс они признали допустимым, поэтому я полагаю, что они одобрили бы и такие вот поцелуи.
— Дэвид, ты болтаешь глупости!
— Ничего подобного.
Он погладил ее бедра; Грейс втянула воздух и раздвинула их для него.
— Но я не уверен, что они одобрили бы такие вот поцелуи. Можешь сама у них спросить, когда мы в следующий раз будем в городе.
— Что ты… ах!
Она снова сдвинула колени — в шоке от того, что Дэвид коснулся языком крохотного бугорка, спрятанного среди кудряшек у нее в промежности. Как это дивно — она удерживает его в ловушке именно там, куда он и хотел попасть. Дэвид лизнул ее еще раз.
— Ох! Ох! — Она схватила его руками за голову, запустив пальцы в волосы.
— Полагаю, это скорее вопль, а не стон.
— Что?
— Я должен вызвать у тебя стон, ты помнишь?
— Что ты… ох!
Он улыбался, продолжая орудовать языком и пробуя ее глубоко. Он вдыхал ее мускусный запах. Ее бедра вздрагивали и приподнимались, она то ли вскрикивала, то ли вздыхала, то ли постанывала… Можно ли считать, что она стонет?
Не имеет значения. Он и сам вот-вот начнет стонать. Эрекция достигла высшей точки, Грейс такая влажная и возбужденная. Настало время, но сначала…
Он чувствовал, что все ее тело напряжено, дыхание прерывисто… и еще раз коснулся языком ее
