Блейк неожиданно бросился на нее и обхватил за талию. Виктория с визгом упала на кровать, и в ту же секунду Блейк оказался сверху.
— Уйди! — Виктория яростно боролась с ним, стуча кулаками по его груди. — Как ты смеешь! — прошипела она, пытаясь ткнуть его коленом в пах.
— Прекрати, Виктория.
Он поймал ее руки и завел их за голову, удерживая запястья одной рукой. Ему было все безразлично: ее бранные слова, чувство собственной вины за то, что одолел ее силой.
Виктория была великолепна в гневе. Спутанные пряди блестящих черных волос раскинулись на фоне белоснежных подушек. Зеленые глаза светились яростью. Грудь вздымалась и опускалась под прозрачной рубашкой, и Блейк подумал: сейчас его задушит неистовое желание овладеть ею.
Он требовательно завладел ее губами. Виктория лежала, зажатая между его крепкими бедрами, а свободная рука Блейка скользила по ее полной груди, к упругим мышцам живота и дальше, по шелковистой коже бедер. Проворные пальцы развязали ленточки у горловины рубашки, и он, распахнув ее, прилип взглядом к красивой округлости груди. Затем он прильнул губами к розовому соску и стал умело ласкать его, пока он не затвердел. Его губы дразнили, покусывая и лаская, вызывая в ней ответный огонь.
Она стонала от наслаждения под натиском его ласк, и все же тело ее продолжало протестовать. Блейк просунул ногу у нее между бедер и раздвинул ей ноги. Она почувствовала, как его твердая плоть упирается в ее жаркое лоно.
От тепла их тел шелк стал горячим, потом — скользким. Он возбуждал в ней страсть, при этом его собственная с каждой минутой становилась сильнее, казалось, что напряженно выступающая плоть пульсирует даже через брюки.
Блейк снова завладел ее губами, на этот раз более настойчиво. Ногти Виктории впились в его руку, ту, что держала ее запястье, и Блейк понял, что ее оборона рушится. Он поцеловал ее шею, обвел кончиком языка мочки ушей, пока дрожь желания не охватила ее тело. Блейк накрыл рукой влажные лепестки плоти, и его страсть вспыхнула еще сильнее.
— Отпусти себя, — хриплым от страсти голосом прошептал он. — Перестань сопротивляться мне.
Виктория постепенно затихала, она расслабилась и уступила, сдалась, не желая сдерживать ответную дрожь страсти. Блейк мгновенно отпустил ее запястья, и она обвила, руками его шею, притягивая его к себе, отвечая на поцелуи и двигаясь ему навстречу.
— Да, — простонала она, — прикоснись ко мне, Блейк. Ее мольба лишила Блейка остатков самообладания. Он потянул ее ночную рубашку с такой силой, что она порвалась, открыв его голодному взгляду обнаженную красоту. Его грубость еще сильнее возбудила Викторию, и она нетерпеливо потянула за его рубашку и тянула до тех пор, пока она не выскользнула из-под брюк.
Блейк в нетерпении рванул рубашку так, что отлетели пуговицы.
— Скорее, Блейк. — Виктория потянулась к его груди. Блейк сел на колени. От того, что она торопила его, от мысли о том, что он вот-вот погрузится во влажное тепло ее лона, его плоть напряженно восстала. Он мог овладеть ею прямо сейчас, без промедления и неистово, со всей силой своей страсти. Испытывая то же, что и он, Виктория с радостью примет его.
Но что она подумает о нем завтра? Он сломал дверь ее спальни, силой повалил на кровать и овладел, не думая о ее желании.
Она задела его так, как не задевала ни одна другая женщина. Она бросила вызов его плоти, осмелившись сказать, что ничего не испытывает к нему.
Виктория лежала, тяжело дыша. Блейк соскользнул с кровати и подобрал рубашку. Движения были медленными и болезненными, восставшая плоть бунтовала против его решения. На лбу выступили капельки пота, и Блейк понял: вид обнаженной Виктории, жаждущей удовлетворения, будет преследовать его всю ночь.
— Что ты делаешь? — Виктория приподнялась на локтях, увидев, что Блейк надевает рубашку.
— Мне надо знать, что ты все еще хочешь меня… что страсть, которая охватывает меня всякий раз, когда я смотрю на тебя, овладевает и тобой. — Блейк повернулся и мимо сломанной двери вышел в коридор. — Спокойной ночи, дорогая.
Через несколько секунд Блейк услышал удар какого-то предмета о стену в ее комнате и громкую брань.
Глава 28
Что, предполагается, она должна сказать Блейку сегодня утром?
Виктория прошла мимо того, что осталось от двери ее спальни, осторожно обходя рассыпавшиеся по ковру щепки.
«Только Богу известно, что об этом подумает прислуга».
Она увидела, что дверь в комнату Блейка открыта, и мысленно стала молиться, чтобы он уже уехал и желательно — на весь день.
Мысли о прошедшей ночи ни на минуту не оставляли ее в покое, хотя она изо всех сил пыталась избавиться от них. Он использовал ее, просто чтобы доказать, что она не может устоять перед его мастерским обольщением. Он мог бы легко овладеть ею, она умоляла его сделать это, и все же он отступил. Она видела, чувствовала его желание, понимала, чего ему стоило сдержаться.
В ней боролись противоречивые чувства. Чувство обиды и одновременно злости. Викторию раздражало такое состояние своей души. Она хотела большей определенности, ей нужны были четкие, осмысленные ответы на ее вопросы, но Блейк молчал, он по-прежнему оставался для нее загадкой.
Виктория спустилась по главной лестнице и осторожно подошла к столовой. Запах жареного бекона говорил о том, что там кто-то есть. Надев маску холодного безразличия, Виктория вошла в комнату.
Блейк сидел за столом перед полной тарелкой еды, лицо закрыто газетой. Виктория видела только сильные пальцы, которые держали газету.
— Доброе утро, милорд.
Газета опустилась, и Джастин Вудуард приветливо улыбнулся Виктории:
— Доброе утро, мисс Эштон. Виктория в удивлении смотрела на него:
— Джастин… Я думала, вы…
— Равенспер просил извиниться, но у него появились неотложные дела, ему пришлось уехать. — Джастин встал и вежливо ждал, пока села Виктория, затем снова занял свой стул.
— Дела Равенспера заключаются в том, чтобы избежать встречи со мной?
— Почему вы так говорите? — Джастин смотрел на нее в полном недоумении.
— Послушайте, мистер Вудуард, прожив несколько месяцев под крышей Равенспера, я знаю, что вы пользуетесь абсолютным его доверием. Еще я знаю, что вчера вечером вы были на маскараде у леди Ховард. Давайте будем честны друг с другом.
— Вы имеете в виду поведение леди Уолгрейв?
— Я говорю сейчас не только о поведении леди Уолгрейв.
В столовую вошла служанка с тарелкой, на которой лежали яйца, бекон и булочки. Она поставила тарелку перед Викторией и вышла так же тихо, как и вошла.
Джастин подождал, пока они опять остались одни.
— Леди Уолгрейв ничего не значит для Равенспера. Он защищал вашу репутацию.
— Почему его это беспокоит?
— Вы интересуете его больше любой другой женщины. Вы должны это знать.
— Если это правда, тогда почему он не может забыть… не оставит прошлое в покое… не живет ради будущего?
— Вы не понимаете. Он не простой человек. В прошлом на его долю выпали большие страданиями именно это сформировало его характер.
