– Извините меня, Харриет. Я не собирался вас так пугать.
Харриет покосилась краем глаза и ничуть не удивилась тому, что всепожирающего огня в вестибюле уже не было, а мертвая пара исчезла. Харриет с трудом сглотнула, опустила руку и попыталась улыбнуться, хотя опасалась, что своими движения напоминает сумасшедшую. Она быстро покачала головой:
– Я просто не слышала, как вы подошли.
– Я направлялся вниз, выпить чаю. – Рэндольф успокоился. Его только что приведенные в порядок усы подергивались при каждом слове. – Мне кажется, день, у которого такое начало, просто требует чашечку горячего чая. Попросить заварить и для вас, моя дорогая? Он как раз будет готов, когда вы оденетесь.
Жар бросился в лицо Харриет – она вспомнила, что стоит в одной сорочке, а халат остался в комнате Бенедикта. Харриет кивнула, обхватив себя обеими руками:
– Будьте добры. Я только освежусь.
– Чудесно.
Бенедикт проснулся и был не столько удивлен, сколько разочарован, увидев, что рядом с ним в постели никого нет. Но молодой человек в промокшем сюртуке, удобно расположившийся в кресле рядом с дверью, произвел на него впечатление.
– Дверь была заперта?
– Дверь в дом – нет. – Юноша, младше его всего на несколько лет, сиял от гордости. – А дверь в твою комнату – да.
– Я должен прийти в восторг?
Гарфилд Фергюсон-второй разочарованно вздохнул:
– Вообще-то нет. Замок не особенно сложный. Открыть довольно легко.
Младший Фергюсон перенял от своего покойного отца не только талант взламывать замки, но и много других черт. У него были такие же ярко-рыжие волосы, зеленые глаза и крупные руки.
– Ты сам привез информацию? – Бенедикт выбрался из постели и потянулся за одеждой.
Фергюсон кивнул в сторону сложенного листа бумаги, лежавшего на тумбочке рядом с очками Бенедикта.
– Список имен. Рочестеры скрупулезно вели записи о рождениях и всякой всячине, как любят делать те, у кого аристократическая родословная.
Бенедикт надел очки и взял листок. Гарфилд-младший кашлянул. Когда он снова заговорил, его акцент стал гораздо заметнее. Бенедикт давно знал, что старший Фергюсон пользовался акцентом лишь в собственных целях – чтобы отпустить шутку, к примеру, или чтобы привлечь внимание особенно красивой женщины.
– Это твое, Бенедикт? Я почему спрашиваю, – тут голос Гарфилда задрожал от едва сдерживаемого смеха, – оно, похоже, немного порвано у рукавов.
Бенедикт, нахмурившись, обернулся.
– Кружавчики особенно хороши! – Фергюсон ухмыльнулся.
Он держал в руках изящный халат Харриет. Бенедикт увидел, как Гарфилд поднес мягкую ткань к лицу и понюхал.
– А она хорошо пахнет, Бенедикт. Как ее зовут?
– Харриет, – не колеблясь ответил Брэдборн. – А теперь положи, пока окончательно не порвал.
Фергюсон пожал плечами и аккуратно положил халат обратно на кровать, разгладив складки.
– Девочки о тебе беспокоятся. – У Гарфилда были только братья, так что речь шла о сестрах Бенедикта. – И мама, – добавил он. – Вообще с ней чуть припадок не сделался, когда мне пришлось вот так неожиданно уехать из Лондона, но я сказал, что еду повидаться с тобой. – Фергюсон не закончил фразу. – Я и сам немного беспокоился, Бенедикт. Никому неохота, чтобы ты навредил себе, пытаясь отыскать папиного убийцу. Он бы и сам этого не хотел. Он так тревожился о тебе, что и нас с мамой застыдил.
– О своей семье он тоже тревожился, – быстро ответил Бенедикт.
Фергюсон отмахнулся:
– Никому из нас не пришлось уехать из Шотландии в пятнадцать лет лишь в том, что было на нас надето, да еще и с двумя сестренками, которые едва вылезли из пеленок. Он тебя любил и не захотел бы, чтобы ты рисковал своей жизнью ради него, особенно теперь, когда его уже нет.
– Можешь успокоиться – по делу твоего отца я пока накопал совсем мало. Я помогаю леди Крейчли разобраться с кое-какими событиями, которые ее волнуют.
Фергюсон кивнул, сразу утратив всю свою серьезность, посмотрел на халат Харриет и улыбнулся.
– А ты изменился. Все из-за этой приятно пахнущей Харриет?
Бенедикт углубился в бумагу и ничего не ответил.
– Папа столько лет пытался уговорить тебя найти хорошую девушку и остепениться, – фыркнул Фергюсон – Я рад, что он хоть чего-то сумел добиться.
– Это написано по-английски? Я ни черта не могу разобрать.
Фергюсон выбрался из кресла, сердито бурча.
– У меня отличный почерк.
Бенедикт протянул ему листок.