все, что угодно. – Собственные слова показались ей фальшивыми. Отец был в этом замешан, и Джинни знала это так же хорошо, как и Дункан.
Он еще какое-то время продолжал смотреть ей в глаза, словно ждал, что она опомнится. И наконец скажет правду.
Господи, как ей этого хотелось! Стоя так близко к нему, ощущая исходящую от него силу, Джинни мучительно хотела к нему прикоснуться, броситься к нему в объятия, прижаться щекой к плечу, вдохнуть его теплый пряный запах и забыть о своих бедах.
Но пусть инстинкты требуют забыть об осторожности, опыт научил ее держать себя в руках. Дункан имеет право вернуть себе честное имя, он заслуживает этого, но Джинни должна защищать сына. Она понимала, что теперь, когда Дункан нашел документы, все значительно усложнится. Ей казалось, что она живет в карточном домике и что он вот-вот развалится, поскольку Дункан выдергивает из него карты одну за другой.
Он никогда не поймет, почему она на это пошла. Он сочтет очередным предательством то, что она по-прежнему поддерживает отца и мужа, хотя уже подозревает, что именно они его и погубили. Джинни знала, чем жертвует, но стоило подумать о сыне, которому придется страдать из-за ее ошибок…
Если Дункан докажет причастность Френсиса, лучшее, на что может надеяться ее семья, – это обвинения графи Аргайлла в измене. В худшем случае король откажется утвердить ее сына в правах собственности. А уж если Дункан узнает правду о рождении Дугалла…
Скандал будет ужасным – и последствия его тоже. Джинни тут же вспомнила, как ей жилось, когда мать сбежала. Косые взгляды, пересуды, внезапная тишина в комнатах, куда она входила. А получить клеймо «незаконнорожденный» еще ужаснее. Она не может так поступить с сыном.
Должно быть, это решение отразилось на ее лице. Она почувствовала, как Дункан отшатнулся. Почувствовала, как лопнула связывавшая их невидимая нить. Лицо его замкнулось. Он сделал шаг назад и сунул карту и письмо в мешок.
– Я уеду завтра же. – Голос его звучал ровно, бесстрастно.
Джинни вздрогнула. Уедет. Опять. Сердце словно сжало в тисках. Ну почему же ей так больно? Она знала, что это случится. Она сама сделала свой выбор, и жить с этим ей придется долгие годы.
– Понятно. – Джинни подняла на него глаза, чувствуя, как мучительно болит сердце. – Куда ты направишься?
– К брату. Джейми сейчас ближайший советник Аргайлла.
Джинни в ужасе отпрянула. Должно быть, Дункан сошел с ума!
– Если ты ищешь милосердия, то у дознавателя его не найдешь.
– Я ищу не милосердия, а справедливости! – отрезал Дункан, глядя на нее жесткими, будто стальными глазами. – И мой брат поможет мне.
Упрек попал в цель, чего Дункан и добивался. Но как же ей сказать, что она и хотела бы помочь ему, да не может?
– Я расскажу ему все, что выяснил, и тогда будет понятно, достаточно ли этого, чтобы убедить кузена.
– Ты думаешь, он поверит тебе? Дункан пожал плечами.
– Конечно, хорошо бы еще знать, откуда появилось золото.
– И кто тот человек, что украл карту, – подсказала она негромко.
Дункан посмотрел ей в глаза.
– Да, и кто тот человек, что украл карту, – эхом повторил он.
Вряд ли Дункан считал ее полностью искренней, но довольно и того, что он готов признать – карту мог взять кто-нибудь другой. Он так долго был убежден в ее вине – и не без оснований! – что Джинни и рассчитывать не могла так сразу его переубедить. Как бы ей этого ни хотелось.
. – Ты поедешь в замок Аског? – «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, скажи «да»!!!»
Дункан кинул на нее странный взгляд.
.– Нет. В последнем письме Лиззи говорила, что Джейми с молодой женой решили провести зиму в Каслсуине.
Нет! Джинни похолодела. Дугалл воспитывается в Каслсуине.
Сердце ее бешено колотилось, наверняка Дункан это слышит. Ей казалось, что оно грохочет, как барабан. Несмотря на ночную прохладу, ладони ее увлажнились, и на лбу выступил пот. Дункан увидит Дугалла. Ее пальцы невольно сжались, сминая бархат платья. Все инстинкты кричали: «Ни в коем случае!»
– Я поеду с тобой! – выпалила Джинни.
Он прищурился. Такая странная перемена опять возбудила в нем подозрения.
– Это еще зачем?
Джинни не знала зачем, но понимала, что должна сделать хоть что-нибудь. Может быть, она и не сумеет помешать им встретиться, но зато сможет отвлечь Дункана. Одно она знала точно – невозможно оставаться дома и ждать, когда разразится катастрофа.
Тщательно следя за лицом, стараясь оставаться невозмутимой, Джинни сказала:
– Если ты будешь путешествовать как один из моих стражей, меньше опасности, что тебя узнают. После того, что ты сделал для меня и Эллы, это самое малое, чем я могу тебя отблагодарить. Кроме того, – как бы между прочим добавила она, – я с удовольствием повидаюсь с сыном.
Он посмотрел на нее долгим взглядом. Проницательные синие глаза стали совсем темными.
– Поэтому ты и решила поехать со мной, Джинни? Чтобы не дать мне бросить тень на отца и мужа?
Джинни поморщилась. Об этом она совершенно не думала, но пусть он лучше считает, что так оно и есть. Все, что угодно, лишь бы Дункан не догадался о настоящей причине: стоит ей представить, что он подойдет к ее сыну ближе чем на милю, и становится так страшно, словно кто-то забивает ей в позвоночник железные гвозди.
Глава 16
В конце концов Дункан, конечно, поехал с ней, хотя пришлось задержаться на целый день, чтобы собраться.
Хотя основная опасность поджидала его в конце путешествия, сама дорога тоже вряд ли будет спокойной, и предложение Джинни поехать в качестве ее охранника, безусловно, уже большая помощь. Но Дункан твердо решил, что не будет подвергать ее опасности. Он сам отобрал тех, кто будет их сопровождать, выбрав самых опытных воинов, и настоял на том, чтобы людей было в два раза больше, чем она хотела взять.
Элла, ничего не зная об истинном положении дел, тоже хотела поехать, но шотландские горы зимой не место для ребенка. Да и для взрослых тоже. К счастью, девочка до сих пор чувствовала себя виноватой в той истории с охотой, так что не особенно спорила, когда ей отказали.
Маркиза попыталась отговорить Джинни, утверждая, что сейчас «не самое подходящее время, чтобы разъезжать по горам из пустой прихоти повидаться с сыном», но Джинни оказалась на удивление упрямой.
Дункан понимал: все это она делает не для него, а ради покойного мужа. Она не хотела и пальцем пошевелить, чтобы помочь ему, но готова была морозной зимой проехать через все Шотландское нагорье в обществе человека, которого повсюду ищут, чтобы повесить, – лишь бы оградить память супруга.
Ее постоянное присутствие терзало его душу. Проводить вместе долгие часы… Да это просто дьявольский соблазн! Бесконечные дни в седле, еще более бесконечные ночи – а она так близко. И пусть ее нагота скрыта под многими слоями шерстяной одежды – она навеки впечатана в его память.
Он будто мотался на другом конце чертовой веревки, которую натягивали ревность и его собственное естество, твердеющее с каждым ее движением. У него так давно не было женщины!.. Не утешиться ли в объятиях какой-нибудь благосклонной трактирщицы? Но ему казалось, что этим он оскорбит Джинни. Несмотря на свою ревность, на это он пойти не мог – пока еще нет. Но сказать, что он с нетерпением ждал окончания путешествия, – это ничего не сказать.
Он был как на иголках не только из-за постоянной близости Джинни. Опасное путешествие удлинялось и постоянными задержками, как из-за сильных метелей, так и из-за необходимости выбирать окольные дороги, чтобы не нарваться на разбойников и патрули. Если Дункану еще требовались какие-нибудь доказательства того, что кузен до сих пор не смягчился, достаточно было сосчитать количество солдат, прочесывавших местность.
В последнюю ночь перед прибытием в Инверери Дункан едва избежал пленения.
Они только закончили ужинать (на удивление вкусной говяжьей похлебкой с ячменем) и отдыхали перед очагом с кружками эля в руках, собираясь ложиться спать, как в трактир ворвался Лейф. Он стоял на страже и увидел подходивших солдат, но слишком поздно – уклониться от встречи с ними уже не было возможности. Если так поздно вечером вдруг пуститься в дальнейший путь, это только вызовет у солдат подозрение. Дункан понимал, что приходится поло житься на удачу.
Но без борьбы он не сдастся. Дункан взглянул на Лейфа и Коналла, без слов приказав им быть готовыми ко всему. Их длинными мечами здесь особо не помашешь, потолки слишком низкие, но кинжалов будет вполне достаточно.
Когда в трактир вошли солдаты Кэмпбелла – с дюжину, а то и больше, – Дункан сел в угол и отвернулся. Он радовался, что в этом старом каменном здании, крытом тростником, так дымно и темно; правда, запах оставлял желать лучшего. Здесь были всего две комнаты – одна наверху, да еще та, в которой они сидели, так что новоприбывшим придется располагаться на ночь в конюшне, и это не особенно понравилось капитану – крупному мужчине с покрасневшим лицом и кривым, плоским, не раз сломанным носом. Он казался на вид примерно того же возраста, что и Дункан, но был ему незнаком.
Если бы не Джинни, устроившаяся на ночлег наверху, Дункан бы с радостью поменялся с капитаном и ушел спать в конюшню, но он предпочел остаться рядом с ней.
Капитан угрюмо осмотрелся и начал громогласно возмущаться. Попытки трактирщика успокоить его он пропускал мимо ушей.
– Кто такие? – спросил капитан. – Нас послал по делам граф, и мы провели в седле целый день. Мои люди устали.
Трактирщик, тощий лысеющий мужчина, с беспокойством оглянулся.
– Это леди
