– Тогда покажи как.
Будь все проклято, он это сделает. Такому вызову он не мог противиться.
Когда Лахлан смотрел на Флору, у него возникало чувство, будто он выиграл самый большой приз в королевстве – ее любовь. Она дала ему ощущение неуязвимости. Теперь он хотел сказать ей о своих чувствах, но не знал, с чего начать. Слова не были его стихией, а значит, оставался лишь один способ показать свою любовь.
Рука Лахлана скользнула за спину Флоры и легла на ее затылок. Ощутив тепло и тяжесть ее шелковистых волос, он жадно впился в ее губы поцелуем, в котором так долго себе отказывал. В этом поцелуе не было ни горечи, ни попытки подразнить, и на этот раз он овладевал ею с яростью и дикостью, ясно дававшими понять, какие страсти бушуют в нем. В этом были признаки воздержания, страха, бессилия что-либо изменить, и все это сливалось в одно – желание. Не прерывая поцелуя, Лахлан впитывал восхитительную нежность ее губ и кожи, изысканный аромат и сладостный вкус… Его поцелуй становился все требовательнее, а когда язык проник в ее медвяный рот, он почувствовал ответный нажим ее языка, и ответ был столь же откровенно плотским, как его поцелуй.
С губ Флоры сорвался звук, свидетельствовавший о наслаждении, и это побудило Лахлана к дальнейшим действиям. Ему казалось, что ее тело плавится, сливаясь с его телом, приникая к нему каждым изгибом, каждой выемкой, растворяясь в нем.
Лахлан целовал ее губы, подбородок, шею, наслаждался восхитительным вкусом ее кожи, но этого оказалось недостаточно – он желал, чтобы она обнаженная лежала в его постели и он мог покрыть поцелуями каждый дюйм этого соблазнительного тела.
Схватив Флору в объятия, Лахлан сделал несколько шагов и осторожно положил ее на простыни. Потом он медленно стянул с нее рубашку, Флора оказалась на постели совершенно нагой.
– Наконец-то я могу полюбоваться тобой!
Лахлану хотелось растянуть эту минуту надолго, навсегда, запомнить ее такой, как теперь, – лежащей на его постели, готовой к тому, что он войдет в нее. Она была прекрасна, и это вызывало в нем ощущение боли; взгляд Лахлана впитывал ее тело до тех пор, пока внезапный всплеск желания не толкнул его к ней. Не в силах противостоять искушению, Лахлан наклонился и, втянув в рот сосок, осторожно и нежно сжал его зубами.
Флора издала стон наслаждения. Ее живот был плоским, а бедра нежно округлыми, так что, пожалуй, Лахлан мог бы обхватить ее одной рукой. А ягодицы… Лахлан прикрыл их ладонью. На прошлой неделе он уже несколько раз прижимался к этим нежным округлостям, и ему было знакомо ощущение их близости. Позже он сумеет удовлетворить ее любопытство и покажет, как можно заполнить ее всю, войдя в ее тело сзади.
Ноги Флоры казались Лахлану бесконечно длинными: стройные, с красиво и четко очерченными икрами. Ступни ее оказались маленькими, с высоким и красивым подъемом и с прелестными розовыми пальчиками.
Лахлан перевидал за свою жизнь множество обнаженных женщин, но ни одна из них не была так прекрасна, как эта. Флора обладала чем-то, о существовании чего он прежде и не подозревал. Потерять ее означало бы потерю собственной половинки.
– Лахлан… – Смущение залило щеки Флоры очаровательным румянцем.
– Ты так прекрасна… Смотреть на тебя – одно наслаждение.
Томно вздохнув, Флора протянула к нему руку, и при виде счастья, которое Лахлан прочел в ее взгляде, у него защемило сердце.
– Я так счастлива и так сильно тебя люблю! Скажи, ты чувствуешь то же?
– Никогда не сомневайся в этом, – ответил Лахлан убежденно. – Что бы ни случилось, не смей сомневаться в моих чувствах к тебе.
Ее ошеломили страстность и сила, прозвучавшие в его голосе, но тут он прочел в ее взгляде неуверенность.
– А что может случиться?
Лахлан мысленно выбранил себя за то, что сказал гораздо больше, чем следует.
– Ничего, разумеется, ничего. – Он принялся развязывать пояс своих штанов. – После сегодняшнего вечера ты никогда больше не усомнишься в моей любви.
Флора трепетала от нетерпения. Чувственность и ожидание наслаждения воспламенили ее еще сильнее. Она уже не сомневалась в искренности горца и верила каждому его слову.
И еще она не хотела ждать, точнее, не могла больше ждать ни минуты. Его почтительные прикосновения и жадный взгляд вызывали в ней трепет; сокрушительные ощущения, которые он разбудил, дразнили воспоминаниями, и Флора все больше ощущала странное беспокойство, нараставшее с каждым мгновением. Она до боли жаждала его поцелуев, прикосновений, желала, чтобы он заполнил ее всю. Она желала, чтобы он выполнил свое обещание.
Флора схватила его за запястье. Возможно, его нежелание заниматься с ней любовью имело серьезную причину?
– Рука! Она тебя беспокоит?
– С ней все в порядке.
– Рану зашили?
Лахлан кивнул:
– После вечерней трапезы. Целительница позаботилась о ней.
– О!
Опять эта целительница, Шинейд. Флора прикусила губу. Она понимала, что ревновать к ней нелепо, но не могла примириться с тем, что любовница дотрагивалась до его тела и любовалась той же самой
