замечено. Через несколько секунд снова зазвенел дверной звонок, и Фил, освободившись от Розалинды, пошел к двери. Толпа людей, в которых я узнала музыкальных друзей Фила, ввалилась в уже переполненный коттедж, и вместе с ними вошла светловолосая молодая женщина, держа за руку испуганную девочку лет восьми или девяти. Взяв женщину под руку, Фил подвел ее ко мне, и маленькая девочка застенчиво улыбнулась, когда Фил представил их:
– Дженнифер, это Нанетт Краун с дочкой Сарой. Я надеялся, что ее муж, Джон, тоже будет здесь, но, оказывается, он прошлой ночью улетел в Нью-Йорк. Нанетт, это Дженнифер Харленд.
По-видимому, он не счел нужным сказать обо мне что-нибудь еще, и Нанетт Краун, дружески улыбнувшись, протянула мне руку.
– Как приятно наконец познакомиться с тобой. Фил – наш большой друг и очень много рассказывал нам о тебе.
– Надеюсь, приличное?
– Вполне, – смеясь, ответила она. – Я когда-то тоже была няней. Только в маленькой сельской больнице, правда, очень приятной. Я все еще скучаю по ней.
– Нанетт, могу я предложить тебе что-нибудь выпить? – спросил Фил.
– Херес. А найдется какой-нибудь лимонад для Сары?
– Конечно. – Он взъерошил Саре блестящие золотистые кудри и отправился на поиски чистых бокалов.
– Честно говоря, мне не следовало приходить, – доверительно сказала Нанетт. – Без Джона. Но я хотела увидеть Розалинду. Она такая красивая, правда?
Я издали взглянула на Розалинду: ее раскосые глаза сияли, иссиня-черные волосы образовывали бархатное облако, платье подчеркивало все выпуклости и впадины чувственного тела.
– Фил говорит, что вы выросли все вместе.
– Розалинда – моя кузина, а тетя Гарриет взяла к себе Фила, когда ему было тринадцать лет. Мы все очень близки, хотя теперь не так уж часто видимся друг с другом. Фил до сих пор живет в Темплас-Уэй, когда не ездит с концертами, я – в Лондоне, а Розалинда разъезжает по всему миру.
Фил вернулся к нам с напитками, но раздался новый звонок в дверь, и он, раздраженно вздохнув, отошел от нас, переступив через пару, из-за отсутствия места расположившуюся на полу в холле, и впустил новый поток гостей.
– Джон с удовольствием познакомился бы с ней. Он большой ее поклонник. Мы смотрели ее последний фильм в Танбридж-Уэлс. Тогда у нас был отпуск, – засмеялась Нанетт. – Она была бесподобна.
Приглядевшись к Нанетт повнимательнее, я поняла, что она старше, чем мне показалось вначале, – ей, вероятно, было под тридцать или немного больше. Красиво высеченное лицо с изящным подбородком, огромные серые глаза и прямые натурально-светлые волосы, разделенные посередине пробором. Волосы доходили до плеч, а на руках у нее был такой же великолепный маникюр, как и у Розалинды.
– Почему твоему мужу пришлось так внезапно улететь в Америку? – спросила я, сразу почувствовав себя с ней легко и непринужденно.
– О, он читает лекции. На этот раз его не будет три месяца. Я ненавижу, когда он уезжает. – Обворожительные серые глаза затуманились. – До рождения Сары я обычно ездила с ним, но теперь, когда она ходит в школу, это просто невозможно.
– Ее можно отдать в школу-интернат, – предложила я.
– О нет! У меня только один ребенок, и я не хочу лишать себя удовольствия видеть, как Сара растет. – Она непроизвольно обняла дочь за худенькие плечи.
– Папочка больше не будет уезжать. – Девочка весело улыбнулась мне. – Мы купим ферму, и потом папочка все время будет дома, и мы сможем завести цыплят, коз и всяких других зверушек.
– Да, слава Богу, – с откровенной радостью сказала Нанетт. – Это последнее расставание. Мы покупаем ферму Холлингса на другом конце деревни и остаемся здесь жить. Мы решили, что деньги ничего не стоят, если ради них нужно жить порознь.
– Мы раньше таскали яблоки у старого Холлингса, а у него был отвратительный метод нападения. Он имел обыкновение держать наготове ведра с ледяной дождевой водой, и, если удавалось нас поймать, он выливал их на нас с превеликим наслаждением. Мы всегда возвращались домой мокрые до нитки и невнятно оправдывались тем, что нечаянно упали в ручей.
– Похоже, у вас было счастливое детство, – засмеялась Нанетт.
– Да, благодаря тете Гарриет. Родителей Розалинды никогда не было дома, они уделяли ей мало внимания, поэтому тетя Гарриет взяла на себя роль матери. Моя мама умерла, когда мне было пять лет, а папа, который был здешним врачом, – когда мне было пятнадцать.
– Неудивительно, что вы все так любите тетю Гарриет. Я и сама уже поняла, что она замечательная женщина. В прошлом году мы впервые приехали в деревню, и во время отсутствия Джона моя стиральная машина просто взбесилась – из нее во все стороны хлестала обжигающая вода. Я абсолютно ничего не смыслю в таких вещах, и первое, что пришло мне в голову, – это побежать через дорогу к Гарриет. Она справилась со всем меньше чем за пять минут. Она не только остановила поток и ликвидировала все лужи, но и вернулась с гаечным ключом и еще бог знает с чем и отремонтировала машину. С тех пор мы стали близкими друзьями. До того как выйти замуж за Джона, я была городской девушкой, и жизнь в маленькой деревне пугала меня, но благодаря Гарриет и Мэри я быстро здесь освоилась.
– Мэри Фаррар?
– Да. Она чудо. Когда мне нужно поехать в город, она присматривает за Сарой. Тот, кто придумал выражение «золотое сердце», имел в виду таких людей, как Мэри. Она помогает нам всегда. Мы с Джоном любим проводить время вдвоем и часто ездим в Лондон в театры и на концерты. Как жаль, что сегодня его здесь нет. Вы с ним нашли бы общий язык.
– Мамочка, можно, я вежливо попрошу, чтобы она дала мне автограф? – не сводя глаз с Розалинды, спросила Сара, доставая из кармана платья маленькую коричневую записную книжку.
Нанетт взглянула туда, где Розалинда во всем блеске красовалась перед своими поклонниками.
– Мне кажется, дорогая, она сейчас очень занята…
– Ерунда. – Я взяла Сару за маленькую ручку. – Розалинда любит детей. Она будет просто счастлива расписаться в твоей книжке.
Я не была уверена, любит Розалинда детей или нет, но у нее хватило здравого смысла оценить, какая живописная получится картина. Наклонившись, Розалинда поцеловала Сару в щеку, а потом с росчерком написала свое имя, пока все остальные, благосклонно улыбаясь, стояли позади. Я могла почти отчетливо прочитать в ее мыслях сожаление о том, что здесь нет фоторепортеров.
– Вот это да! – с благоговением прошептала Сара, когда мы шли обратно. – И это настоящие бриллианты?
– Все до одного, – серьезно ответила я.
– Вот это да! – с нескрываемым изумлением повторила Сара.
– Довольна? – со смехом спросила у нее мать.
– Она поцеловала меня и расписалась в книжке. И Дженни говорит, что все эти блестящие штучки – настоящие бриллианты!
– А тебе уже давно пора в постель. – Нанетт вернула дочь на землю и улыбнулась мне:
– Не зайдешь к нам завтра утром выпить кофе? Мы живем в «Белом коттедже», выходящем на луг.
– С удовольствием, – искренне ответила я. Эта вечеринка стоила того, чтобы познакомиться с Нанетт и Сарой. – Около одиннадцати, хорошо?
– Отлично. Нигде не вижу Фила. Передай ему, что мы хотели сказать «до свидания». Теперь, когда мы увидели Розалинду, больше нет причин оставаться. Под такую музыку невозможно разговаривать, и, честно говоря, такие вечеринки не в моем вкусе. Я больше люблю чай с булочками на лужайке!
– Я тоже. – Мы улыбнулись друг другу, и Нанетт, крепко взяв Сару за руку, начала пробираться мимо танцующих к входной двери….
А я с трудом протиснулась в кухню, где тетя Гарриет безмятежно готовила себе чай под пронзительные звуки саксофона и гитары.
– Приготовь две чашки. Напрасно Нанетт ушла.
– Приятная женщина, правда? Я совсем забыла, что вы прежде не встречались. Они переехали всего два месяца назад.
– Она сказала, что они собираются купить ферму Холлингса.
– Хорошо. – Тетя Гарриет довольно неуклюже уселась на высокий табурет. – Ее, муж – великолепный человек, но его слишком часто не бывает дома. Сейчас он то ли в Америке, то ли где-то еще.
– Да. Она по нему скучает. Они, очевидно, счастливы.
– Счастливы. Когда два человека любят друг друга, совсем не важно, сколько времени они женаты. – Говоря это, она взглянула на Гарольда и вздохнула.
– Беспокоишься о Розалинде, да?
– Не больше, чем обычно. Хочу попросить Фила сыграть что-нибудь на рояле. «Лунный свет» был бы очень хорош для разнообразия.
Когда Фил начал играть, вошла встревоженная Мэри. Судя по морщинам, уже оставившим заметные следы у нее на лбу, тревога становилась для нее постоянным состоянием.
– Ты не видела Тома? Не могу нигде найти его.
– Неудивительно в такой свалке. Не хочешь выпить чаю? – предложила, как всегда, практичная тетя Гарриет.
– Нет, – покачала головой Мэри, с жадностью посмотрев на чайник. – Лучше я сначала найду Тома. Он, наверное, скучает и ищет меня.
– Том то, Том это, – с нежной укоризной покачала головой тетя Гарриет, когда Мэри торопливо вышла в наполненную дымом комнату. – Вся ее жизнь вертится вокруг Тома.
– Ты, кажется, не очень одобряешь это.
– Нет, конечно, одобряю. В конце концов, он ее муж. Я бы гораздо больше беспокоилась, если бы она обращалась с ним, как Розалинда с Гарольдом. Просто Мэри начала волноваться из-за всякой ерунды и поэтому раньше времени старится.
– Для одного вечера с меня довольно. – Я поставила чашку. – Я возвращаюсь домой, хочу поспать. Ты едешь?
– Пока нет. Я останусь и помогу Филу все убрать. Поцеловав ее в щеку, я направилась к выходу. Фил как раз
