поспешно.
— Конечно, — промолвил Фицхью и быстро кивнул. — С вашей стороны это вполне понятная реакция. Странно было ожидать, что вы до конца поймете и прочувствуете, насколько мы с вашей сестрой стали близки за месяцы совместного плавания, когда вас, увы, не было с нами.
Шеридан взглянул на молодого человека, и в глазах у него все потемнело. Ужасные подозрения закрались в его душу. Он вдруг представил себе эту самую каюту и в ней Олимпию и Фицхью. Они проводили здесь время наедине в течение долгих недель. Фицхью разговаривал с ней, обнимал ее…
— Мы каждый день пили вместе чай, — сказала Олимпия, с улыбкой глядя на Фицхью, что было для Шеридана подтверждением его самых мрачных опасений.
Подумать только, еще совсем недавно эта маленькая потаскушка сгорала от страсти в его объятиях и умоляла овладеть ею! Она просила его жениться на ней! А сейчас…
— Мы как раз обсуждали вопрос о дне свадьбы. — Фицхью ласково улыбнулся, поглядывая на свою избранницу. — С моей точки зрения, чем скорее мы поженимся, тем лучше. Но я хочу соблюсти все формальности. Я просто настаиваю на этом! Пожалуй, две недели будет нам достаточно для того, чтобы сделать все необходимые приготовления. Надо будет обить бархатом диван, испечь свадебный пирог. Возможно, это не займет слишком много времени. Кроме того, мисс… — Фицхью внезапно широко улыбнулся и взял Олимпию за руку, — то есть я хотел сказать, Олимпия должна подумать о свадебном наряде.
— Да, — согласилась она, — у меня есть шелк цвета слоновой кости, но я хотела бы украсить платье какой-нибудь отделкой.
Фицхью поцеловал ее руку.
— Я уже подумал об этом. Посмотри. — Он быстро подвел Олимпию к шкафу и, выдвинув один из ящиков, достал оттуда небольшой сверток. Развернув шуршащую бумагу, молодой человек показал невесте кружева из серебряной нити и мелкий жемчуг.
— О-о! — воскликнула Олимпия и осторожно дотронулась до воздушных кружев, а затем прижала пальцы к губам. — О, дорогой, ты разве…
— Я купил их в Буэнос-Айресе. Я подумал… я надеялся, что когда найду тебя… то… Они тебе нравятся? — Фицхью схватил Олимпию за руки. — О, дорогая Олли, ты плачешь? Но ты ведь теперь в полной безопасности. Отныне ты находишься под моей защитой. Я больше не спущу с тебя глаз!
Олимпия опустила голову. Шеридан тупо смотрел на сплетенные руки жениха и невесты. Он все еще ждал какого-нибудь жеста или тайного знака, свидетельствовавшего о том, что все это происходило не всерьез.
— Через две недели, — нежно промолвила Олимпия. Фицхью держал в своих покрытых веснушками руках ее пальцы.
— Тогда, может быть, назовем точную дату нашей свадьбы?
Шеридан застыл в оцепенении. Вот сейчас она найдет какую-нибудь отговорку, попросит время на обдумывание… Ему следовало немедленно вмешаться, прийти ей на помощь, найти какую-нибудь вескую извинительную причину для отсрочки. Но разум Шеридана, казалось, был парализован.
— Хорошо, — сказала Олимпия, не сводя глаз с Фицхью. — Третье ноября?
У Шеридана перехватило дыхание и внезапно закружилась голова. Он был сражен. Резко повернувшись, он отошел к столу и начал звенеть чайной посудой, слыша, как за его спиной Фицхью называет Олимпию своей дорогой Олли и сообщает ей, что сегодня вечером они непременно отпразднуют это событие, пригласив к столу всех офицеров судна и заказав коку лучшие блюда.
— Надеюсь, сэр, что вы окажете нам честь, официально объявив всем о предстоящей свадьбе, — сказал капитан, подходя к Шеридану, который в этот момент как раз подносил к губам чашку.
Фарфоровая чашечка внезапно дрогнула в его руке и, ударившись о край стола, покатилась по турецкому ковру, устилавшему пол, а ее отбитая ручка отлетела в сторону.
— Простите, — пробормотал Шеридан, которого душили злость и отчаяние.
Фицхью поднял разбитую чашку.
— Стыдитесь, старина. — Он положил руку на плечо Шеридана. — Неужели вы за это время так отвыкли от корабельной качки?
И Фицхью, опустив руку, повернулся к Олимпии. Шеридан уставился испепеляющим взглядом в спину молодого человека, сгорая от ненависти и презрения.
Олимпия, шурша юбками, подошла к столу, являя собой само воплощение женской застенчивости и стыдливости. Казалось, что она была сделана из воска. Шеридан пытался встретиться с ней взглядом, но она, разлив чай, села за стол, так и не взглянув на него. Чувство недоумения и разочарования переросло в панику. Шеридан не верил в реальность происходящего. Он просто не мог поверить! Особенно после их свидания. После всего, что между ними было!
Шеридану казалось, что чай отдает горечью. Он держал блюдце обеими руками и не сводил глаз с Олимпии, сознавая с болью в сердце, что похож сейчас на побитую собаку, жаждущую одного- единственного доброго слова. Но Шеридан понимал, что его жалкий вид не растрогает Олимпию, потому что она даже не взглянет на него, поскольку он больше не вызывает у нее интереса.
Внезапно с ужасающей ясностью он начал понимать, что сделал роковую ошибку.
Он неправильно истолковал привязанность и физическое влечение Олимпии, приняв их за любовь. Ее симпатия к нему, родившаяся из чувства жгучей ненависти, объяснялась тем, что они находились в полной изоляции от внешнего мира на необитаемом острове и были нужны друг другу как воздух. Они вместе вели борьбу за существование, делили друг с другом горе и радость, вместе встречали каждое утро, считая своей маленькой победой то, что сумели пережить еще один день и еще одну ночь.
Шеридан думал, что все это оставит в их душах неизгладимый след, что это и есть, в сущности, любовь. В их последнюю ночь, когда он был так озабочен тем, как бы спасти собственную шкуру, Олимпия сказала, что любит и доверяет ему, и Шеридан был уверен в искренности ее слов. В ту минуту ему казалось, что он готов умереть за нее, не раздумывая броситься на ее защиту, он убил бы ради нее любого члена команды, если… если бы это было морское сражение, а не мирное время. А теперь ему оставалось только глупо пошутить, скрывая тем самым свои истинные чувства, а затем умолкнуть и уступить.
Но он поверил за это время в то, что Олимпия любит его. Да, она действительно любила его, как ни странно! Подобное убеждение шло вразрез со всем его прежним опытом, нажитым за годы полного одиночества. Но Шеридан убедил себя в искреннем чувстве Олимпии. И вот теперь он видел, что ошибался.
— Знаешь, — застенчиво сказала Олимпия, — я никогда не думала, что моя свадьба состоится на борту корабля.
Фицхью погладил ее по руке.
— Думаю, что мы, немного постаравшись, сможем очень мило отпраздновать это событие, сделав его незабываемым. Надеюсь, ты не считаешь обязательным для себя венчание в церкви?
Олимпия заколебалась.
— Нет, конечно, но, если честно, я думала, что когда-нибудь буду венчаться в церкви, — сказала она, слегка покраснев. — Это, наверное, детская мечта, скорее даже фантазия, и о ней не стоит говорить.
— Нет, расскажи мне, о чем еще ты мечтала в своем детстве, — настаивал Фицхью, поступая очень опрометчиво, но таким уж недалеким человеком он был.
— О нет, иначе ты, пожалуй, решишь, что я безнадежная фантазерка, оторванная от жизни, — запротестовала Олимпия, искоса поглядывая на своего жениха.
— Но именно это мне и нравится в тебе! — сказал Фицхью, наклоняясь к ней. — Ты так хорошо разбираешься в делах международной политики, и в то же время ты можешь быть такой…
«Соблазнительной, — мысленно закончил за него Шеридан. — Восхитительная грудь, бедра, точеные лодыжки. О Боже! Я отлично знаю, на что ты, похотливый козел, намекаешь».
— …такой наивной. Поведай мне свои мечты, и я постараюсь сделать для тебя все, что в моих силах.
— О нет, — возразила Олимпия. — Это просто невыполнимо, я не могу требовать от тебя так много.
— Если я смогу, я непременно исполню твое желание. Олимпия затаила дыхание.
— Ну хорошо… только не считай меня слишком глупой. Дело в том, что с тех пор как, будучи маленькой девочкой, я прочитала о городе на семи холмах, моей мечтой стало… венчаться… — Олимпия робко взглянула на Фицхью и закончила: — В Риме. В церкви Санта-Мария и непременно при лунном свете.
В воцарившейся тишине, казалось, слышнее стали звуки движения судна.
— В Риме… — растерянно проговорил Фицхью после паузы, не в силах справиться с изумлением.
Шеридан не сводил с Олимпии пристального взора.
Итак, она хочет ехать в Рим. Это вполне естественно! Рим был целью ее путешествия, а Фицхью она выбрала своим новым провожатым туда.
Шеридан потерял бдительность и поплатился за это. Его просто надули. Он забыл суровые уроки, которые преподала ему жизнь, и вот результат.
Дрейк едва расслышал ответ Фицхью, который пробормотал, что должен обдумать, каким образом они смогут попасть в Рим. Шеридан молчал. Он внезапно утратил чувство реальности, и это было пугающе страшно. Он думал, что придет в бешенство от всего происходящего, а вместо этого его как будто подменили, он находился здесь, в каюте, и в то же время как бы отсутствовал. Шеридан посмотрел на Олимпию, и она показалась ему незнакомым человеком, которого он никогда не встречал прежде. Тогда он взглянул на свою чашку и руки, и они тоже показались ему чужими.
Очень осторожно Шеридан поставил чашку на блюдечко, обдумывая каждое свое движение: встал, с трудом повернулся и пошел к двери. Фицхью что-то спросил у него, но Шеридан не обратил внимания на слова молодого человека. При всем желании он бы не смог ответить ему. Шеридан вышел из каюты, закрыл за собой дверь и постоял в коридоре в нерешительности, как бы не
