По утрам я часто находил Ройса в своей хижине – он просыпался среди ночи, приходил к нам и ложился спать между ма и па. Он научился говорить на языке негров, потому что много времени проводил среди рабов, учил их читать и писать. Клянусь, ма любила этого маленького белого мальчика не меньше, чем меня. И он очень нуждался в ее любви и заботе. Я понимал это и не ревновал ее к нему.
Пэтси вздохнула:
– Миз Энни как-то сказала мне, что под маской сильного, храброго воина скрывается маленький мальчик, который все еще горюет по своей маме.
Кларенс посмотрел на жену:
– Миз Аннабель так сказала?
Пэтси подняла голову и нежно улыбнулась:
– Она любит его.
– Однажды, если его не убьют на войне, он поймет это. И тогда эта маленькая женщина получит столько любви, что не будет знать, что с ней делать.
– Ох, Кларенс, как я на это надеюсь!
– Итак, тебе нравится эта белая женщина?
– Так уж получилось помимо моей воли, – досадливо пробормотала Пэтси, что заставило Кларенса улыбнуться.
– Это нормально – любить ее. Мы были бы ничуть не лучше белых господ, если бы за цветом кожи не замечали души человека. Я уважаю миз Аннабель точно так же, как свою ма. А это дорогого стоит.
– Не читай мне наставлений, Кларенс, – промолвила Пэтси. – Не ходи вокруг да около. Ты хочешь мне что-то сказать?
– Пытаюсь объяснить тебе, что за отношения связывают нас с Ройсом, но не могу не упомянуть Селесту. – Он помолчал и продолжил: – О ней ходят сплетни, но все было гораздо серьезнее. Даже ма не знает об этом. У Пейтона время от времени возникали проблемы с женой, но он не подозревал, как ужасно она обращалась с его старшим сыном. Только Аннабель об этом ни слова.
– Что же такого сделала Селеста?
– Что сделала эта сука? – с ненавистью выдохнул он.
И Кларенс рассказал жене о том, как Селеста продала отца Клема за реку. Не потому, что Питер, раб, застал ее с каким-то мужчиной, а потому – и это знают все рабы, – что она соблазнила беззащитного чернокожего, чтобы удовлетворить свое любопытство и похоть, а потом решила отделаться от него, когда он ей надоел.
Но самое страшное Кларенс приберег напоследок. То, что произошло в заброшенной сторожке. Тогда Ройс набросился на незнакомца, который, как ему показалось, хочет убить его мачеху, но Селеста лишь рассмеялась и пригрозила обоим, заставив держать рот на замке.
– Мне тогда было девять лет, – сказал Кларенс, когда жена посмотрела на него своими большими темными глазами, полными слез. – Столько же было твоему маленькому сыну, которого продали неизвестно куда, разлучив с матерью. Селеста пригрозила сделать то же самое и со мной. Ройс никогда не упоминал о том, что видел, я тоже молчал, таким образом мы дали ей в руки грозное оружие, о чем по малолетству и неопытности даже не подозревали.
Пэтси сжала руку мужа своими теплыми ладонями.
– Эта тварь изнасиловала тебя?
– Не меня.
– О Господи, Кларенс, своего собственного сына?
– Приемного сына, но ему было всего десять лет, когда это случилось в первый раз. До конца дней не забуду выражения его лица, когда нашел его.
– В первый раз? – спросила Пэтси, но не получила ответа. Она лишь услышала, как Кларенс судорожно сглотнул.
Пэтси принялась водить пальцем по груди мужа, а немного погодя спросила:
– И он ничего не сказал отцу?
– Нет. Мне следовало самому это сделать, раз уж Ройс молчал. Но мы были всего лишь детьми и до смерти боялись этой белой твари.
Он поднял голову и посмотрел на бледный полумесяц, выглянувший из-за туч.
– Ты понимаешь, что это значит, Пэтси? Этот белый мальчик пожертвовал своей свободой ради меня, черного ребенка. Мы с ним все равно что братья, и я не могу оставить его и отправиться на Север.
Пэтси взяла лицо мужа в ладони. Кларенс дышал быстро и прерывисто, боясь, что мучившая его на протяжении стольких лет горечь вырвется наконец наружу и он расплачется прямо на глазах у жены.
– Тише, тише, – тихонько напевала Пэтси. – Ты большой, неповоротливый, мягкосердечный медведь… – Женщина отерла навернувшиеся на глаза слезы шерстяной шалью. – Видишь, ты и меня заставил расплакаться. Конечно, мы останемся. Я все поняла.
Она наклонилась и поцеловала ею. Ее губы были горячими и влажными. Это был поцелуй женщины, сочетавший в себе страсть и все печали мира. А потом инициативу перехватил Кларенс. Поцелуй стал более глубоким, когда он обнял жену, крепко прижав ее к своей мускулистой груди, чтобы каждой своей клеточкой ощутить мягкие изгибы ее тела.
– Я люблю тебя, – прошептал он.
– Мы очень счастливы, Кларенс.
