Колтон спокойно смотрел в ее влажные глаза.
— Как всякий, кому по праву принадлежит титул, я не исполнил бы своего долга перед семьей, допустив, чтобы он перешел к нашему кузену Латаму.
Саманта не знала, то ли лить благодарные слезы, то ли смеяться от радости, и в конце концов поддалась обеим эмоциям. Последний визит Латама поссорил ее с кузеном. Он явился под предлогом необходимости присутствия на похоронах дяди, но вошел в дом с напыщенным видом хозяина, приехавшего осмотреть вновь приобретенное владение. Мало того, он даже не отдал последний долг мертвецу, прежде чем потребовать, чтобы Гаррисон провел его по всем комнатам, и страшно обозлился, когда преданный слуга спросил на это разрешения у леди Уиндем. Он вел себя так нагло, что Саманта почти ожидала приказа немедленно принести фамильные драгоценности. Несмотря на все усилия сдержаться, она не выдержала и отбрила Латама, когда тот поинтересовался, куда намеревается переехать ее мать, холодно сообщив, что леди Филана останется в Рэндвулф-Мэноре, как мать наследника.
— Латам будет разочарован, — пробормотала она с ослепительной улыбкой. — По-видимому, он посчитал, что ты погиб при Ватерлоо. Если бы не уверения твоих подчиненных в обратном, мы с мамой были бы безутешны. Но все офицеры давно вернулись домой, и мы начали бояться, что ты откажешься выйти в отставку и принять титул. Но теперь ты дома, и все будет хорошо! Знай я, что ты сегодня приедешь, вместе заехали бы за Адрианой и нашими гостями и устроили бы пикник.
Но Колтон усмехнулся и покачал головой.
— Боюсь, путешествие в экипаже сильно меня утомило. Да и нога побаливает. А пока вас не было, я улучил несколько минут для разговора с матушкой. Потом она захотела отдохнуть, а я решил побродить по дому, возобновить знакомство со старыми слугами, поиграть с Лео и Арисом. И в этот момент приехали вы.
Саманта лукаво улыбнулась.
— Ты уезжал почти ребенком, а вернулся мужчиной…
— И нашел тебя взрослой женщиной, — с усмешкой возразил Колтон. — Тогда тебе было всего восемь лет! Матушка сообщила о твоей свадьбе в длинном письме, и, должен признаться, я был потрясен. До сих пор не до конца поверил собственным глазам! Младшая сестричка выросла и вышла замуж!
— Наверное, по-прежнему представляешь меня худенькой малышкой, которая повсюду следовала за тобой, дорогой братец. Но теперь мне двадцать четыре, значит, ты по сравнению со мной положительно дряхлый старец!
Колтон притворно насупился, но Саманта ловко ускользнула и приложила ладонь к уху.
— Да-да, я почти слышу, как скрипят твои кости! Брат разразился смехом.
— Увы, сестрица, это не столько от возраста, сколько благодаря тяготам войны. Если еще не успела заметить, я прекрасно сохранился.
Полностью согласная с братом, Саманта, однако, скептически закатила глаза.
— Ну кто такому поверит?
Колтон предупреждающе вытянул руку и встал в картинную позу, не скрывая, впрочем, веселости.
— Довольно нести чушь, плутовка! Прикажешь ждать еще час, чтобы познакомиться с гостями?
И, не дожидаясь ответа, повернулся и направился к темноволосой красавице, которую имел удовольствие увидеть всего несколько минут назад. Как давно он не ощущал мягкость женской груди, прижимающейся к его собственной! А стройная ножка, скользнувшая по его бедру! Ее прикосновения пробудили в нем безумную страсть, остававшуюся неудовлетворенной вот уже не один месяц. И хотя можно было с уверенностью сказать, что дочь Джайлза Саттона была невинной девушкой и скорее всего не сознававшей своего воздействия на него, отныне ее образ был навеки запечатлен в его душе.
Много лет назад Колтон не поверил предсказанию отца, утверждавшего, что в один прекрасный день он будет искать общества леди Адрианы. Разве мог он предполагать за годы отсутствия, что при первой встрече он будет потрясен необычайной прелестью той, кого так упрямо отвергал? Куда девалась тощая девчонка с огромными темными глазами, которая вместе с Самантой не отходила от него, когда приезжала вместе с родителями?
И вот теперь ничем не примечательная крошка превратилась в редкостную драгоценность. Тонкий прямой носик, изящно очерченные скулы и идеально вылепленные черты овального личика сами по себе могли покорить сердце любого мужчины, но большие, чуть раскосые, обрамленные шелковистыми ресницами глаза под грациозно изогнутыми бровями напоминали о маленькой озорнице, какой она была когда-то. Впрочем, и его воспоминания были мимолетны, как ветер, шуршавший в ветвях деревьев.
В детстве Адриана была высокой и худой. Даже сейчас она была на полголовы выше Саманты и, хотя сохранила стройность, приобрела женственные изгибы, к которым так и тянулась мужская рука. Из-под залихватски сидевшей шляпы выбивалось несколько прядок. Белоснежная шея, оттененная жабо, тоже могла оказаться лакомым кусочком, который, вероятно, будут долго смаковать его губы. Впрочем, как и украшенные жемчужинами ушки. А искусительное благоухание, исходившее от нее, легкой змейкой проникало в самое его существо. Румянец на щечках стал гуще, указывая на то, что леди смущена.
Сердце Колтона защемило при воспоминании о резком разговоре с отцом, который закончился его уходом из дома. Как он мог не разглядеть в Адриане Саттон ту ослепительную красавицу, какой она стала теперь! На свете редко встречается подобное совершенство!
Впервые за шестнадцать лет отсутствия он с сожалением думал о своем отказе смириться с устроенной отцом помолвкой. Гордости Колтона был нанесен сокрушительный удар. Не будь он так близорук и упрям, Адриана давно бы принадлежала ему!
— Простите, что сразу не узнал вас, — пробормотал он. — Вы так изменились, что я могу лишь благоговейно молчать при виде столь поразительной красоты. Дело в том, что я по-прежнему считал вас ребенком, но, как вижу, ошибался. Отец всегда твердил, что когда-нибудь вы станете красавицей. И вы теперь настоящая богиня.
Слабая улыбка, коснувшаяся губ Адрианы, была единственным свидетельством ее попыток сохранить некое подобие спокойствия. Когда-то этот человек разбил ее сердце, и теперь единственное, что ей остается, — держаться с холодным достоинством. Она очень рада, что он вернулся живым и невредимым со страшной войны. Рада настолько, что готова броситься ему на шею, как Саманта. И все же ее останавливало опасение, что он откажется от договора, заключенного в его отсутствие, и снова покинет Рэндвулф-Мэнор, теперь уже навсегда.
— Вы очень добры, милорд, но ни к чему извиняться, — ответила она, нерешительно улыбаясь. — Ваше недоумение вполне понятно. Когда вы уезжали, мне было всего шесть лет, и можно только предположить, сколько всего случилось в вашей жизни за это время. Однако годы были к вам милостивы, несмотря на множество сражений, в которых вам пришлось участвовать.
— Да, я, несомненно, стал старше и обзавелся бесчисленными шрамами, — признал Колтон, небрежно показывая на небольшие рубцы на лице, придававшие ему еще больше привлекательности. — Но за время своего отсутствия я научился больше ценить тех, кого покинул, и часто вспоминал о страданиях, которые причинил своим поведением. Но что поделать, былого не вернешь, и ошибок не исправишь. Вонзив шпоры в бока своего коня, я ускакал, стараясь не думать о том, что натворил из-за своего упрямства. И мог только надеяться на то, что когда-нибудь мне простят боль и обиды, нанесенные мной.
Учитывая, что Колтон многого не знал, Адриана могла лишь гадать, скажет ли он то же самое, когда узнает условия завещания. Во всяком случае, она не хотела бы при этом присутствовать!
— Я разделяю радость ваших родных и черпаю утешение в том, что вы вернулись в родной дом, милорд. Саманта так и не пришла в себя после смерти отца, и я потеряла надежду ее успокоить.
— Когда-то вы называли меня по имени, — напомнил он. — Неужели так уж трудно сделать то же самое сейчас?
Адриана неожиданно поняла, что его близость вызывает в ней ощущения, казалось, давно умершие. Когда-то этот человек разрушил образ, созданный ею в воображении. Для нее он действительно был отважным рыцарем, но рыцарь сбежал от нее. И дабы не допустить повторения чего-либо подобного, она теперь должна держаться подальше от него, чтобы паруса, когда-то наполненные девичьими грезами и мечтами, не обвисли вновь. Только когда она будет уверена в его решении выполнить договор, отдаст ему свою дружбу, а со временем, возможно… и сердце.
— Пожалуйста, простите мои детские промахи, милорд, — ответила она, отступая и смело встречая его взгляд. — Это было так давно, и я не умела себя вести. Могу лишь надеяться, что матушка успела научить меня хорошим манерам и умению выказывать подобающее уважение благородным джентльменам.
Склонив голову набок, Колтон с любопытством оглядел девушку. Почему она отказывается вести себя более непринужденно? Ведь он сам просил ее об этом!
— Судя по вашему ответу, вы не сторонница фамильярности.
— Но моя матушка была бы недовольна таким нарушением этикета, милорд!
Брови Колтона насмешливо вздернулись.
— Бросьте, Адриана! Наши родители тридцать лет прожили в добром соседстве и стали друзьями еще до моего появления на свет. Представьте, я помню тот день, когда вы появились на свет, и с какой важностью я нес цветы, которые нарвала матушка в оранжерее, перед тем как повезти меня с Самантой взглянуть на новорожденную. Тогда вы были самым крошечным, самым красным и крикливым созданием, какое я когда- либо видел в жизни. Не можете же вы не согласиться, что близкая дружба наших семей дает нам некоторые
