– И что это?
– Чтобы девушка начала улыбаться, ее нужно просто… удовлетворить. Мне это нравится, киска.
– Послушай, Макрив, если будешь называть меня «киской», я тоже придумаю для тебя что-нибудь этакое. Например, «гончий пес».
Он расплылся в улыбке и вдруг спросил:
– А что ты слышала из моего разговора с Ридстромом?
Мари схватилась за грудь.
– Ч-что-о?
– Брось. Я знаю, что ты подслушивала нас, ведьма. Так что ты слышала?
– Что ты назвал меня «сексуальной», даже «самой сексуальной».
– Не стану отпираться, – сказал он, вызывая у нее желание возгордиться. – А ты? Твое влечение ко мне сильнее, чем к твоему дружку-демону?
– Даже если бы меня влекло к тебе сильнее, неужели я призналась бы в этом и дала пищу твоему «эго»?
– Как же он отпустил тебя?
– А тебе не все равно? – спросила она, чувствуя еще большее расположение к Макриву. – Думаешь, он страдал?
Макрив состроил гримасу, будто посчитал ее вопрос нелепым. И Мари второй раз подумала: «Я могла бы влюбиться в этого мужчину по уши. И, похоже, такая перспектива мне нравится».
– Как долго ты с ним встречалась?
– Почти семь лет, – пожала она плечами.
– Треть жизни! – пророкотал он. – Боже, мне это совсем не нравится. Ты… любила его?
– Да, – ответила она честно.
– А сейчас? – спросил он упавшим голосом.
– Наверное, какая-то часть моего сердца всегда будет принадлежать ему, – бросила она через плечо.
Когда поняла, что Макрив остановился, обернулась. Его губы были плотно сжаты, радужки глаз снова стали льдисто-голубыми, а когти удлинились и почернели. Она впервые наблюдала столь яркое проявление его звериной природы.
В который раз Мари получила напоминание о том, что имеет дело созрелым оборотнем. С оборотнем, считавшим ее своей подругой, по которой тосковал столетия. Она играла с огнем. Никаких больше шуток, никаких игр с изголодавшимся по сексу вервулфом.
– Забудь о том, что я сказала…
Он прижал ее к дереву, где никто не мог их увидеть.
– Я хочу вонзить когти в горло этого демона и вырвать его хребет.
– Послушай, Макрив…
Обняв ладонью ее голову, он нагнулся к ее уху.
– Сегодня ночью, Маар-р-рикета, я сделаю тебя своей, – сказал он хрипло с ярким шотландским акцентом, будто его голосовые связки тоже подверглись изменению. – Может, этот другой и владеет частицей твоего сердца, но я буду безраздельно владеть твоим телом. – Второй рукой он пробежал вниз по ее шее до грудей и помял каждую по очереди. Соски под его горячей грубой ладонью тут же запульсировали. – И запомни мои слова. После этого, Марикета, ты уже не вспомнишь ни о ком другом.
Неистовство… Глядя на него снизу вверх, она чувствовала себя такой маленькой и беззащитной, сознавая, что должна трепетать от страха. Но вместо этого вновь испытала возбуждение – от его низкого голоса, от ласкающей руки, от мысли, что он будет владеть ею – грубо и долго.
– После этой ночи ты будешь мечтать о моих прикосновениях и поцелуях. И в момент горячки каждый дюйм твоего тела признает меня своим владыкой.
Мари судорожно вздохнула. Эти слова, его самонадеянность поражали ее и возбуждали.
– И поверь, ведьма, так и будет.
Глава 32
– О, нет, нет и нет. Я видела это в кино, – запричитала Марикета, когда они вышли к деревянному мосту, висевшему на высоте нескольких сотен футов над речной долиной. С этой высоты река внизу казалась ручейком. – И поверьте, там не было ничего смешного!
Попятившись, она столкнулась с Бауэном и замерла. Но не успела отступить, как он обнял ее одной рукой за плечи, второй – за талию.
Он сознавал, что заставил ее нервничать. Понял это в тот самый момент. Но ничего не мог с собой поделать. Такого приступа ревности он еще не испытывал. Его поразило, что ее признание в любви к другому отозвалось в нем, как удар сапогом ниже пояса.
Бауэн убеждал себя в том, что ему не нужна любовь Марикеты, пока она принадлежит ему.
Тогда почему он так ревнует ее к этому безликому демону, демону, который, знает, что такое любовь Марикеты и которому теперь уж точно не жить?
Она прильнула к нему, будто ища поддержки, и он в знак одобрения прижался на короткий миг лицом к ее мягким волосам.
– Ты вся дрожишь, Марикета.
– У меня страх высоты.
– Ридстром говорил. Почему? С тобой что-то случалось?
– Да. Я никогда не поднималась выше уровня моря.
– Ладно. – Бауэн повернулся к Ридстрому: – Может, поищем другую дорогу?
– На это уйдет два лишних дня, – ответил Кейд, только что вернувшийся с разведки.
Два дня – слишком большой срок для него и Марикеты. Бауэн внимательно посмотрел на Ридстрома.
– Мост крепкий, – заверил его Ридстром. – По нему переправляли грузовики. Идем этим путем.
– Хорошо, – произнесла Тера. – А кто выполнит обязательный ритуал с камнем?
– Какой ритуал? – удивился Бауэн.
– Кто-то кидает камень, – сказала Марикета, – а все остальные молча наблюдают, как он летит вниз, представляя при этом траекторию собственного полета навстречу смерти.
Ах, это.
– Марикета, мост вполне надежный. У него даже есть веревочные перила. – От слов Бауэна она приглушенно всхлипнула.
Зная, как важно для нее казаться сильной перед лицом группы и, следовательно, перед всем Законом, Бауэн отвел ее в сторону.
– Может, я перебегу быстренько на другую сторону, чтобы ты убедилась в том, что это безопасно, а затем вернусь и перенесу тебя?
Она горячо закрутила головой.
– Т-ты можешь расшатать его.
– Девочка, – он приподнял ее подбородок, заставив посмотреть себе в глаза, – я не позволю тебе разбиться, даже не думай.
– У меня дурное предчувствие.
– Конечно. Раз ты боишься высоты, у тебя не может быть иных предчувствий. Я сейчас же вернусь.
– Нет, постой, – прошептала она, хватая его за руку. – Не ходи.
– Мы догоним вас, – махнул он остальным.
– Ты в порядке, Марикета? – спросила Тера.
– В полном, – ответила она с вымученной улыбкой.
– Давай перенесу тебя, – сказал он, как только они остались одни. – А ты закроешь глаза.
