Целая дюжина их, молодых, розовощеких, добродетельных, окружили Рези, Крафт-Потапова и меня, отобрали мой люгер и обращались с нами, как с тряпичными куклами, в поисках еще какого-нибудь оружия.
Другие спускались по лестнице, толкая перед собой преподобного доктора Лайонела Дж. Д. Джонса, Черного Фюрера и отца Кили.
Доктор Джонс остановился на середине лестницы и повернулся к своим мучителям:
– Все, что я делал, – сказал он величественно, – должны были делать вы.
– Что мы должны были делать? – сказал агент ФБР, который явно был здесь главным.
– Защищать республику, – сказал Джонс. – Что вам от нас надо? Мы делаем все, чтобы сделать нашу страну сильнее! Присоединяйтесь к нам, и пойдем вместе против тех, кто пытается ее ослабить!
– Кто же это? – спросил агент ФБР.
– Я должен вам объяснить? – сказал Джонс. – Вы еще не поняли этого за время вашей работы? Евреи! Католики! Черномазые! Желтые! Унитарии! Эмигранты, которые ничего не понимают в демократии, которые играют на руку социалистам, коммунистам, анархистам, нехристям и евреям!
– К вашему сведению, – сказал агент с холодным Торжеством, – я – еврей.
– Это только подтверждает то, что я сказал!
– То есть? – сказал агент.
– Евреи проникли всюду! – сказал Джонс, улыбаясь, как логик, которого никогда нельзя сбить с толку.
– Вы говорите о католиках и неграх, но один из ваших лучших друзей – католик, другой – негр.
– Что тут удивительного? – сказал Джонс.
– У вас нет к ним ненависти? – спросил агент ФБР.
– Конечно, нет. Мы все исповедуем одну основную истину.
– Какую же?
– Наша страна, которой мы когда-то гордились, сейчас оказалась не в тех руках, – сказал Джонс. Он кивнул, а вслед за ним отец Кили и Черный Фюрер. – И, чтобы она снова вернулась на путь истинный, кое- кому надо свернуть голову.
Я никогда не встречал такого наглядного примера тоталитарного мышления, мышления, которое можно уподобить системе шестеренок с беспорядочно отпиленными зубьями. Такая кривозубая мыслящая машина, приводимая в движение стандартными или нестандартными внутренними по-буждениями, вращается толчками, с диким бессмысленным скрежетом, как какие-то адские часы с кукушкой.
Босс из ФБР ошибался, думая, что на шестернях в голове Джонса нет зубьев.
– Вы законченный псих, – сказал он.
Джонс не был законченным психом. Самое страшное в классическом тоталитарном мышлении то, что каждая из таких шестеренок, сколько бы зубьев у нее ни было спилено, имеет участки с целыми зубьями, которые точно отлажены и безупречно обработаны.
Поэтому адские часы с кукушкой идут правильно в течение восьми минут и тридцати трех секунд, потом убегают на четырнадцать минут, снова правильно идут шесть секунд, убегают на четырнадцать минут, снова правильно идут шесть секунд, убегают на две секунды, правильно идут два часа и одну секунду, а затем убегают на год вперед.
Недостающие зубья – это простые очевидные истины, в большинстве случаев доступные и понятные даже десятилетнему ребенку. Умышленно отпилены некоторые зубья – система умышленно действует без некоторых очевидных кусков информации.
Вот почему такая противоречивая семейка, состоящая из Джонса, отца Кили, вицебундесфюрера Крапптауэра и Черного Фюрера, могла существовать в относительной гармонии…
Вот почему мой тесть мог совмещать безразличие к рабыням и любовь к голубой вазе…
Вот почему Рудольф Гесе, комендант Освенцима, мог чередовать по громкоговорителю произведения великих композиторов с вызовами уборщиков трупов…
Вот почему нацистская Германия не чувствовала существенной разницы между цивилизацией и бешенством…
Так я ближе всего могу подойти к объяснению тех легионов, тех наций сумасшедших, которые я видел в свое время. И моя попытка такого механистического объяснения – это, наверное, отражение отца, сыном которого я был. И есть. Ведь если остановиться и подумать, что бывает не часто, я, в конце концов, сын инженера.
И поскольку меня некому похвалить, я похвалю себя сам – скажу, что я никогда не прикасался ни к одному зубу своей думающей машины, она такая, как есть. У нее не хватает зубьев, бог знает почему, – без некоторых я родился, и они уже никогда не вырастут. А другие сточились под влиянием превратностей Истории.
Но никогда я умышленно не ломал ни единого зуба на шестеренках моей думающей машины. Никогда я не говорил себе: «Я могу обойтись без этого факта».
Говард У. Кемпбэлл-младший поздравляет себя! В тебе еще есть жизнь, старина!
А где есть жизнь…
Там есть жизнь.
Глава тридцать девятая.
Рези Нот откланивается…
– Единственное, о чем я жалею, – сказал доктор Джонс боссу фебеэровцев на лестнице в подвал, – что у меня только одна жизнь, которую я могу отдать отечеству.
– Посмотрим, не удастся ли нам откопать еще что-нибудь, о чем вы будете жалеть, – сказал босс.
Теперь Железная Гвардия Сынов Американской Конституции толпой вываливалась из котельной. Некоторые из них были в истерике. Паранойя, которую родители годами вбивали в них, внезапно реализовалась. Вот теперь их действительно преследовали!
Один из парней вцепился в древко американского флага. Он так размахивал им, что орел на древке цеплялся за трубы под потолком.
– Это флаг вашей страны! – кричал он.
– Мы это уже знаем, – сказал босс. – Отберите у него флаг!
– Этот день войдет в историю, – сказал Джонс.
– Каждый день входит в историю, – сказал босс. – Ладно, где человек, называющий себя Джорджем Крафтом?
Крафт поднял руку. Он сделал это почти что весело.
– Это флаг и вашей страны? – сказал босс с издевкой.
– Мне нужно рассмотреть его повнимательнее, – сказал Крафт.
– Как чувствует себя человек, когда такая долгая и блестящая карьера приходит к концу? – спросил босс Крафта.
– Все карьеры когда-нибудь кончаются, – сказал Крафт. – Я это понял уже давно.
– Может, о вашей жизни сделают фильм, – сказал босс.
Крафт улыбнулся.
– Возможно. Я бы запросил немало денег за право снимать этот фильм.
– Есть только один актер, который действительно бы сыграть вашу роль, – сказал босс. – Но его будет нелегко заполучить.
– Да? – сказал Крафт. – Кто же это?
– Чарли Чаплин, – сказал босс. – Кто еще смог бы сыграть шпиона, который был постоянно пьян, с 1941 по 1948 год? Кто еще мог бы сыграть русского шпиона, который создал агентуру, состоящую почти сплошь из американских шпионов?
Весь лоск сошел с Крафта, и он превратился в бледного морщинистого старика.
– Это неправда! – сказал он.
– Спросите ваше начальство, если не верите мне, – сказал босс.
– А они знают? – спросил Крафт.
– Они наконец поняли. Вы были на пути домой, а там вас ожидала пуля в затылок.
– Почему вы спасли меня?
