почти полную мелких монет, Арторикс высыпал их в кожаную сумку, висевшую у него на поясе, и поблагодарил собравшего.
Но когда галл хотел заставить своих животных еще раз бросить кости, внимание толпы внезапно было привлечено громкими криками.
Мимы и шуты, причудливо загримированные или в необыкновенных, чудовищных масках, прыгая и танцуя под звон труб и гитар, двигались в сопровождении огромной толпы по направлению к Карийской курии.
Вскоре все окружавшие скомороха устремились им навстречу. Музыканты затрубили в трубы, крики в честь Сатурна стали еще громче, и галл остался один на площади. Тогда он собрал все свои принадлежности, взял на руку обезьяну и вошел в трактир, находившийся неподалеку от курии. Здесь он, с очевидным намерением избавиться от толпы, заказал чашу вина.
Как он рассчитал, так и произошло: вскоре площадь снова заполнилась толпой, и мимы, поднявшись на ступеньки лестницы курии, начали разыгрывать непристойную и смешную пантомиму под взрывы самого неистового смеха.
Арторикс воспользовался удобным моментом и, скользя вдоль стены, потихоньку стал пробираться сквозь толпу. Через четверть часа ему не, без труда удалось пробиться на улицу, которая вела к Большому цирку.
Пока он идет по этой улице, полной праздничной толпы и веселого шума, мы вкратце объясним читателям, как и зачем Арторикс прибыл в Рим в одежде скомороха.
На другой день после убийства бедного Рутилия отряд гладиаторской конницы, проникший в поисках фуража вплоть до Бариума, узнал о таинственном убийстве, происшедшем накануне на Гнатской дороге, где недалеко друг от друга были найдены трупы двух неизвестных людей.
К своему удивлению, гладиаторы узнали в одном из трупов начальника легиона их войска, храброго Рутилия, переодетого — они не могли понять зачем — апулийским земледельцем.
Так Спартак получил печальное известие. Он заподозрил, что какой-то предатель, заинтересованный в том, чтобы противодействовать его планам, скрывается, вероятно в самом лагере. Однако он не мог точно установить, произошла ли смерть Рутилия в расставленной ему ловушке или была результатом случайной ссоры между ним и его противником.
Как бы то ни было, после почетных похорон, устроенных погибшему, пришлось подумать о том, чтобы отправить в Рим другого посла к Катилине.
И так как совет начальников уже вынес свое решение об отправке посла, то Спартак решил, что о выборе человека для выполнения этого поручения нет необходимости советоваться с кем-либо. Соблюдая строгую тайну, он поручил это трудное и деликатное дело самому дорогому человеку — Арториксу.
Арторикс, чтобы легче преодолеть препятствия, с которыми он мог столкнуться, решил научиться всему тому, что обычно проделывают скоморохи.
Разыскав для этой цели настоящего скомороха и научившись от него под большим секретом разным фокусам, он купил у него собаку и обезьяну, с которыми с августа до ноября беспрерывно упражнялся, чтобы приобрести необходимую ловкость в фокусах. Затем, выйдя тайком из лагеря гладиаторов и отдалившись от него на достаточное расстояние, он снял оружие, переоделся и небольшими переходами, останавливаясь почти в каждом городе и в каждой деревне, пришел в Рим. Читатели видели, как ему внезапно пришлось дать доказательства своей ловкости в фокусах перед добрыми квиритами. Теперь последуем за смелым юношей, который, продвигаясь по улице, ведущей к Большому цирку, вскоре дошел до курии Салиев, где за столами, среди оживленных криков и веселых возгласов, сидели люди разных сословий и положений.
Излюбленной пищей во время сатурналий была свинина, из которой приготовлялись разного рода кушанья.
— Итак, да здравствует Сатурн! — закричал один раб — каппадокиец богатырского роста, около которого в эту минуту очутился Арторикс. — Да здравствуют Сатурн и превосходные сосиски, приготовленные Курионом, этим трактирщиком, не имеющим себе равных в приготовлении кушаний из свинины!
— О, да избавят меня боги от того, чтобы я хвастался этим! — возразил Курион, человек низенького роста, очень толстый и круглый, — но я могу во всеуслышание сказать, что таких свиных сосисок, вымени и потрохов, какие можно получить у меня, не найдется даже за столом у Лукулла и Марка Красса, клянусь черными волосами Юноны, прямой покровительницы моего дома!
— Ура! Веселые сатурналии! — проревел уже опьяневший раб, взявший на себя роль объединителя всех собутыльников, вставая с чашей, полной вина.
И все выпили залпом вино из своих стаканов.
— Да соблаговолят вышние боги, — воскликнул каппадокиец, — чтобы вернулось царство Сатурна и исчез с земли след рабства!
— Но ведь тогда ты не ел бы сосисок Куриона и не пил бы этого отличного цекубского!
— Ну, так что? — закричал с негодованием раб. — Разве необходимы для жизни цекубское и фалернское? Воды из источников моих родных гор разве недостаточно, чтобы утолить жажду свободного человека?
— Вода хороша для омовения и купанья, — возразил с насмешливой улыбкой другой раб. — Но я предпочитаю цекубское.
— И розги тюремщика! — добавил каппадокиец. — О Гинезий, о выродившийся афинянин, как тебя принизило долгое рабство!
Арторикс остановился выпить стакан тускуланского и внимательно вслушивался в беседу.
— Ого!.. — воскликнул один гражданин, обращаясь к каппадокийцу — Ого!.. Милейший Эдиок, мне кажется, что, прикрываясь сатурналиями, ты ведешь среди рабов пропаганду революции на пользу Спартака.
— В Эреб подлого гладиатора! — закричал один патриций, рассердившись от одного того, что услышал это имя.
— Пусть Минос даст ему Эринний в аду в качестве неразлучных подруг! — воскликнул гражданин.
— Да будет он проклят! — закричало еще шесть-семь сидевших за столом каппадокийцев.
— Ах, доблестные, ах, храбрейшие люди! — сказал с спокойной иронией каппадокиец. — Не тратьте попусту ваши дротики против находящегося далека презренного гладиатора!
— Клянусь богами, покровителями Рима! Этот подлый раб осмеливается оскорблять нас, римских граждан, защищая гнусного варвара!
— Не кипятись! — сказал Эдиок. — Я никого не оскорбляю и меньше всего вас, знаменитые патриции и граждане, тем более, что среди вас находится и мой господин. Я не последую, как не следовал до сих пор, за Спартаком; в успешный исход его дела я не верю, так как против него — счастье Рима, любимого богами; но, не следуя за ним, я не считаю себя обязанным ненавидеть и проклинать его, как это делаете вы, за то, что он, надеясь завоевать свободу себе и своим товарищам, прибегнул к оружию и мужественно сражается против римских легионов. А говорю я так, пользуясь той полной свободой действий и речей, которая предоставляется нам, рабам, в эти три дня обрядами сатурналий.
Громкий ропот неодобрения раздался после слов каппадокийца, и гражданин, бывший его господином, воскликнул в крайнем гневе:
— Клянусь белым покровом богини целомудрия, мне невыносимо слушать такие речи! Ты бы меньше меня оскорбил, слуга неразумный, если бы выказал презрение ко мне, к жене моей и к чести моего дома!.. Проси своих богов, чтобы я не вспомнил твоих безумных речей после окончания сатурналий!
— Защищать гладиатора!
— Хвалить его подлые дела!
— Превозносите гнуснейшего разбойника!
— Клянусь Кастором и Поллуксом!
— Клянусь Геркулесом!.. Какая дерзость!..
— Да еще сегодня, именно сегодня, когда мы сильнее чувствуем гибельный вред его восстания! — воскликнул гражданин, хозяин Эдиока. — Сегодня, когда по его вине в Риме нет даже ста, даже десяти гладиаторов, чтобы зарезать их в цирке в честь бога Сатурна!
