В минуты светлых вдохновений Шептал случайно о луне. Когда с усопшим на коне Скакала робкая Людмила, Тогда в стихах моих луна Неверным ей лучом светила; По темным облакам она Украдкою перебегала; То вся была меж них видна, То пряталась, то зажигала Края волнующихся туч; И изредка бродящий луч Ужасным блеском отражался На хладной белизне лица И в тусклом взоре мертвеца. — Когда ж в санях с Светланой мчался Другой известный нам мертвец, Тогда кругом луны венец Сквозь завес снежного тумана Сиял на мутных небесах; И с вещей робостью Светлана В недвижных спутника очах Искала взора и привета… Но, взор на месяц устремив, Был неприветно-молчалив Пришелец из другого света. — Я помню: рыцарь Адельстан, Свершитель страшного обета, Сквозь хладный вечера туман По Рейну с сыном и женою Плыл, озаряемый луною; И очарованный челнок По влаге волн под небом ясным Влеком был лебедем прекрасным; Тогда роскошный ветерок, Струи лаская, тихо веял И парус пурпурный лелеял; И, в небе плавая одна, Сквозь сумрак тонкого ветрила Сияньем трепетным луна Пловцам задумчивым светила И челнока игривый след, И пышный лебедя хребет, И цепь волшебную златила. — Но есть еще челнок у нас; Под бурею в полночный час Пловец неведомый с Варвиком По грозно воющей реке Однажды плыл в том челноке; Сквозь рев воды протяжным криком Младенец их на помощь звал; Ужасно вихорь тучи гнал, И великанскими главами Валы вставали над валами, И все гремело в темноте; Тогда рог месяца блестящий Прорезал тучи в высоте И, став над бездною кипящей, Весь ужас бури осветил: Засеребрилися вершины Встающих, падающих волн… И на скалу помчался челн; Среди сияющей пучины На той скале Варвика ждал Младенец — неизбежный мститель, И руку сам невольно дал Своей погибели губитель; Младенца нет; Варвик исчез… Вмиг ужас бури миновался; И ясен посреди небес, Вдруг успокоенных, остался Над усмиренною рекой, Как радость, месяц молодой. — Когда ж невидимая сила Без кормщика и без ветрила Вадима в третьем челноке Стремила по Днепру-реке: Над ним безоблачно сияло В звездах величие небес; Река, надводный темный лес, Высокий берег — все дремало; И ярко полная луна От горизонта подымалась, И одичалая страна Очам Вадимовьм являлась… Ему луна сквозь темный бор Лампадой та́инственной светит; И все, что изумленный взор Младого путника ни встретит, С его душою говорит О чем-то горестно-ужасном, О чем-то близком и прекрасном… С невольной робостью он зрит Пригорок, храм, могильный камень; Над повалившимся крестом Какой-то легкий веет пламень, И сумрачен сидит на нем
