захлопнулась дверь, Левушка расхохотался как сумасшедший. Санька, ничего не понимая, глядел ему в рот и, постепенно заражаясь, сам принялся смеяться, не зная чему.
— Ты чего это? — наконец спросил он у Левушки.
— Я потому смеюсь, что мы теперь панами доедем до Казатина, — стараясь заглушить стук колес, громко ответил Стрела, нисколько не стесняясь присутствием посторонних людей. — В нашем вагоне уже отобраны билеты, и больше до самого Казатина спрашивать не будут.
— Почему ты знаешь?
— А вот почему. Кондуктора, когда идут за билетами, начинают обход с заднего вагона и все время идут лицом к паровозу. А сейчас ты видел, как они прошли? Совсем обратно. Теперь, значит, мы гуляем! — добавил Стрела и от восторга заплясал на одном месте.
Левушка сказал правду: приятелей действительно никто не беспокоил до самого Казатина.
VI
Опасное путешествие
По заснувшей земле мчится поезд. Он стучит, будит тишину летней ночи и рассыпает во мгле золотые искры.
Пассажиры третьего класса сидят в такой тесноте, что между ними руки нельзя просунуть. Никто из них не спит. Какой уж тут может быть сон, когда вагоны тарахтят, гремят, бьются, как в лихорадке, прислуга хлопает дверьми, паровоз кричит на всю степь и поезд то и дело останавливается на станциях и принимает все новых и новых пассажиров!
В одном из вагонов третьего класса сидят Рыжик и Левушка. Они поместились у окна, на узеньких одноместных скамейках, друг против друга. Им спать не хочется: они заняты едой и разговорами. Едят они колбасу и белый хлеб.
Две свечи, что горят в двух фонарях над дверьми, плохо освещают внутренность вагона. Рыжика совсем почти не видно: он сидит в уголке за дверьми, а белокурая голова Левушки едва вырисовывается в полумраке тряского вагона, переполненного усталыми пассажирами.
— А мы, Левушка, не обратно едем? — спрашивает Санька и чуть не давится большим куском колбасы.
— А мы, Санечка, — передразнивает Стрела Рыжика, — раки или люди?
Не получив ответа, Левушка заговорил серьезно:
— Зачем нам пятиться, когда нам нужно вперед, в Одессу? А уж насчет поезда не беспокойся: я все маршруты во как знаю! Уж поверь, не ошибусь: завтра хочешь не хочешь, а в Одессе будешь…
— Правда, какая она добрая? — мечтательно протянул Рыжик, перебивая товарища.
— Кто?
— Да старушка, которая нам полтинник в Казатине дала.
— Будешь добрая, когда денег девать некуда. А наврал я ей мало? Волк — и тот пожалеет, ежели начнешь хныкать да рассказывать о круглом сиротстве и о том, что три дня ничего не ел…
Стрела закончил свою речь тихим, сдержанным смехом.
— Молодец ты! — с чувством похвалил Рыжик приятеля.
— Со мной, брат, не пропадешь! — хвастливо заметил Левушка. — Я теперь все хитрости понимаю, а уж голодать никогда не буду…
— Откуда ты всему этому научился? — спросил Рыжик.
— Чему?
— Да вот всему… Ну вот ты знаешь, как ездить надо, у кого что попросить… Потом еще и все дороги знаешь…
— Это я, братец, у попутчиков образование получил. У меня страсть сколько их было, этих самых попутчиков! Народ они бывалый, умный… всему научить могут…
У Рыжика во все время разговора не сходила с лица широкая, блаженная улыбка. Но при последних словах Левушки улыбка мгновенно исчезла, точно невидимая рука стерла ее, и самое лицо Саньки побледнело.
Левушка сейчас же догадался, в чем дело, и обернулся. На противоположном конце вагона блеснул хорошо знакомый ему огонек кондукторского фонаря.
— Ты что, испугался? — прошептал немного дрогнувшим голосом Стрела. — Не бойся, будь смелей! Пойдем на площадку!
Рыжик беспрекословно повиновался.
— Кто в Казатине садился, билеты прошу! — послышался громкий голос кондуктора в ту самую минуту, когда Санька с Левушкой вышли из вагона.
На площадке было до того темно, что приятели плохо видели друг друга. Ветер чуть было шапку не сорвал с головы Левушки, но он вовремя успел схватить ее руками.
— Ветер порядочный, — пробормотал Стрела, а затем обратился к Рыжику: — Ты смотри не трусь и крепче картуз натяни, а то слетит… Ты все помнишь, что надо делать?
— Помню. Да что-то страшно… — послышался неуверенный, упавший голос Саньки.
— Вот тебе раз! Ну и товарищ!.. Да ты чего боишься-то? — возвысил голос Левушка.
— А ежели сорвусь, тогда что?
— Не сорвешься; держись покрепче — и не сорвешься… Да ты постой, еще рано, — ухватил Стрела Рыжика, почувствовав, что тот хочет уже спуститься с площадки. Мы подождем еще, пока кондуктор до половины вагона дойдет, а то устанем висеть-то… Погоди, я сейчас посмотрю, где он там находится.
Левушка подошел к самым ступенькам площадки, одной рукой ухватился за толстый железный прут, подпиравший крышу вагона, другой за ручку и подался вперед. Вихрь с такой силой ударил его, что он чуть было не слетел с площадки. Но опытность выручила Левушку из беды, и он остался невредим. Мало того, он успел-таки заглянуть в ближайшее от площадки окно вагона и увидать кондуктора. Затем Стрела быстро откинулся назад и обратился к Рыжику с последними приказаниями:
— Ты смотри же виси, покуда я не подойду к тебе… Держись крепко и спрячь лицо от ветра. Ну, ступай скорей! Ты с этой стороны будешь, а я с другой… Ну, ступай!..
Рыжик крепко стиснул зубы и с замиранием сердца стал спускаться с площадки. Тут только он почувствовал, с какой быстротой мчался поезд. Колеса глухо тарахтели, выбивая мелкую дробь, а вагон так метался из стороны в сторону, что, казалось, вот-вот слетит с рельсов и разобьется вдребезги. Саньку забила лихорадка. Трепещущей рукой ухватился он за ручку, сошел до последней ступеньки и откинулся к стене вагона… На минуту Рыжик потерял всякое соображение. Если бы не инстинкт самосохранения, заставлявший его крепко держаться за ручку вагона, он бы в первый же момент сорвался и, наверно, был бы раздроблен колесами поезда.
Прошла всего одна минута, а Саньке казалось, что он висит вдоль стены вагона всю жизнь. Тьма вокруг него как будто сгустилась и стала совсем непроницаемой. Рыжику чудилось, что он вместе с поездом летит в страшную, бездонную пропасть. Напрасно он старался спрятать лицо от ветра, как ему посоветовал Левушка: вихрь не переставал кружиться над ним и швырять ему в лицо мелкий, острый песок. Стук поезда, шум колес и отрывистые свистки локомотива слились в ушах Рыжика в один грозный, предостерегающий крик.
— Подымись, готово!.. Слышишь, подымись!..
Санька понимает, что Левушка кричит ему, но не может пошевельнуться: у него руки и ноги как будто омертвели.
— Ну что же ты? Кондуктор уже прошел… Слышишь? Ах, какой ты! Ну, давай руку!
С помощью Левушки Санька с большим трудом взобрался на площадку. Он долго не мог прийти в себя от пережитых им волнений.
— Ты разве не слыхал, как он прошел?
— Больше не надо будет висеть? — не слушая Левушки, спросил Рыжик.
— Нет, теперь до самой Одессы доедем… Вот разве только перед самой Одессой придется разок…
