приговаривая:
— Ах ты сонная тетеря, ах ты недотепа! Так вот каково на тебя надеяться! Ты только взгляни, бездельник, на клевер! Так-то ты его охраняешь! Горе мне с вами! Пока растил вас — мыкался, так теперь полагал, вы мне помощники, а глядите, какая от вас помощь: и ночи не можешь ты прободрствовать, раззява, лодырь несчастный!
На другую ночь послал этот человек второго сына, потом — третьего, и так по очереди посылал он всех своих детей; только здесь, видно, не обошлось без ворожбы: ни один из сыновей не мог укараулить поле; все к утру засыпали, и тут-то нечистый приводил того самого, кто наводил порчу на клевер.
Сердился отец, ругал сыновей ругательски, да все без толку: они и сами бы рады не уснуть, но сон подкрадывался лютым разбойником и одолевал их — не было с ним никакого сладу.
Пришла очередь Петру сторожить клевер. Вылез он из своего запечного угла, подошел к матери и говорит:
— Слышь, матушка? Замеси мне лепешку из пепла, и вот увидишь, как посмеюсь я над своими братьями, даром что они кичливые да ученые.
— Помолчи, дурак! — осерчал отец. — Какой нечистый будет ночью есть твой пепел? Или ты думаешь, ты лучше своих братьев?
— Обещаю тебе, батюшка, устеречь клевер, дозволь ты мне только покараулить хоть одну ночку.
— Будь по-твоему! — сказал отец. — Знай только: коли не найдешь ты злодея, что топчет клевер, не придется тебе больше торчать в запечном углу.
Замесила мать лепешку из пепла, положил Петру-Пепел (так прозвали его люди) ее в котомку и, когда зашло солнце, отправился в поле.
Всю ночь караулил Петру клевер; только как стала заниматься заря, подул теплый дурманный ветер, коснулся он век Петру-Пепла, и стали у него глаза сами собой закрываться. Но Петру не сдавался; как понял он, что сон вот-вот его сморит, добрался до колючих кустов, что росли по краю поля, сорвал несколько колючек и положил их возле себя; едва начнет его клонить сон, уколет он себя колючкой, тут и проснется.
Под утро, когда время близилось к рассвету, спустились на поле три коня, что три горы, и принялись резвиться на клевере. Изловчился тут Петру-Пепел и поймал всех трех. А были это кони не простые, а колдовские, и дышали они теплым, сонным ветром; однако стоило на них глянуть, как становились они кроткими, словно овечки, и тут бери их хоть голыми руками. Когда поймал их Петру, то вознамерился он увести их к отцу, а кони и молвят:
— Смилуйся над нами, Петру, отпусти нас подобру-поздорову, мы и так уже припозднились; да и то сказать, какой тебе от нас прок, ведь мы кони не простые, а волшебные, а коли отпустишь ты нас на волю, глядишь, мы тебе и пригодимся.
Не стал с ними спорить Петру, обещал их отпустить подобру-поздорову, и тут дал ему первый конь уздечку медную, второй — серебряную, а третий — золотую, и молвили они такие слова:
— Коли будет у тебя нужда или горе, стоит тебе тряхнуть уздечкой, и мы вмиг перед тобой предстанем и тебе поможем. Только смотри никому про нас не сказывай.
И кони исчезли, точно их и не было вовсе, а Петру спрятал уздечки за пазуху и воротился восвояси.
Отцу же сказал, чтобы больше не тревожился, будет теперь клевер в целости и сохранности.
И опять уселся Петру в свой запечный угол, а братья по-прежнему работали; и так как работали они не покладая рук, то пошло у них дело на лад и нажили они кой-какое добро.
В те поры разлетелась по стране весть, что царь, чуя, что близок его смертный час, ищет жениха для своей дочери и что откажет он ему трон и все царство. И отдан был приказ, чтобы собрались в стольном городе все юноши, а царевна сама выберет из них жениха. И еще было сказано, что царевна будет восседать на площади с короной в руке, а все юноши должны проскакать мимо, и тот, кто сумеет выбить саблей из рук ее корону три раза подряд, и будет царским зятем.
В те времена брали в мужья не по чинам, каждый бедняк мог стать царю зятем, коли сам он и его подвиги придутся по вкусу царской дочери. Потому что ценили человека за смекалку, ловкость и храбрость, а не за богатства да имения. Вот почему и призвал царь не одних королевичей да царевичей, но и крестьянских сыновей, чтобы прибыли они все на состязание и могла б его дочь выбрать из них самого достойного.
И съехалось туда — мама родная! — как на большую ярмарку, народу видимо-невидимо, слетелись юноши со всего света: царевичи, королевичи, принцы, господские и крестьянские дети, и наряжены они были один другого краше, а кони под ними были один другого резвее и будто дышали огнем-пламенем. Немудрено, что все юноши искали руки царской дочери: была она так прекрасна, что не вздумать, не взгадать, только в сказке сказать, и царство наследовала огромное, а богатства несчетные, потому что была она одна дочь у родителей.
Услыхал про это Петру-Пепел, и, подите же, и он туда же. Вылез из своего запечного угла и, мил человек, тоже решил отправиться показать свою доблесть перед царской дочерью и завоевать ее сердце. Чем черт не шутит! Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь; самая грязная свинья иной раз сожрет лучшую грушу.
Видит он, братья сами поехали искать руки царской дочери, а его не позвали, и, недолго думая, вышел за околицу, вынул медную уздечку, тряхнул ею три раза, и явился к нему конь красный, как медь огненная, резвый, как арабский скакун, и спросил тот конь Петру-Пепла:
— Что прикажешь, повелитель?
— Отвези меня к царской дочери, чтобы пронесся я перед нею как молния, выбил из рук ее корону и завоевал бы ее сердце.
— Ладно, повелитель, — молвил конь, — но прежде облачись вот в эти одежды парадные да опоясайся саблей, а остальное уж моя забота.
Облачился Петру-Пепел в одежды парадные, какие конь привез ему, опоясался саблею и стал совсем неузнаваемым — теперь и родной брат не признал бы его. Сверкали те одежды, сабля и шпоры багряной медью, полыхали, точно языки пламени, а лицо его светилось лучами заходящего солнца. Вот каким стал Петру-Пепел, и ретивый конь принес его в город, где собрались другие юноши. Да, позабыл я рассказать вам, что, как Петру-Пепел мчался на своем коне в город, повстречались ему его братья: телега у них завязла в грязи, и лошаденки никак не могли ее вытащить. Петру-Пепел как завидел их, сразу узнал, а они его не признали, сняли шапки — должно быть, подумали, царевич какой скачет: уж больно он был видный да разодетый.
— Что, Павел, Иоан, Гицэ, Дэнилэ и Еремие, не могут Лила с Фане вытащить вас из грязи? — спросил он братьев.
— Нет, твое величество, — ответили братья, удивляясь, откуда он знает их имена, — не под силу лошадям нас вывезти: хилые они, куда уж им!
— Что ж вы не взяли с собой братца Петру? Он телегу бы подтолкнул да из грязи вас бы и вытащил.
— Ну его к богу, твое величество, не достоин он того, чтобы имя его поминать.
— Вы так думаете? Так знайте же, что не кто иной, как Петру Пепел, вытащит вас из грязи.
Как дунул конь Петру-Пепла, так подтолкнул телегу братьев вместе с их лошаденками далеко вперед.
Подивились братья словам незнакомца. По речам своим похож он был на Петру-Пепла, только разве могло такое случиться? Знали они, что Петру-Пепел сиднем сидит в своем запечном углу, откуда ж ему взять такую одежду и такого коня? Не мог это быть их брат Петру, не мог, да и все тут.
Так говорили дорогой между собой братья, а Петру тем временем уже прибыл в царский стольный град.
Людей с разных сторон в город съехалось великое множество. И все дивились, на Петру глядючи: какого это царя сын? Одни говорили, что царя Красного, другие, что Зеленого, третьи — будто Желтого; а королевские сыновья смотрели на него волком, потому что был он всех сильнее и краше и зарился на их счастье. Но вдруг затрубили трубы, и началась потеха.
Царевна поднялась на помост из красного мрамора; одета она была в золотые одежды, драгоценные
