Лу хотела ехать немедленно.
– Я должна быть в больнице. – Она металась по комнате, не понимая, что нужно делать в первую очередь. – Если схвачу такси, то еще успею на поезд… Нужно сказать детям… Может, взять их с собой? Нет, они уже спят… Как думаешь?
– Я думаю, нужно сесть и выпить это, – Патрик подал ей бокал с виски. – Куда ты поедешь на ночь глядя?
– Но мне нужно видеть Фенни!
Патрик мягко усадил ее на диван и убедился, что дрожащие пальцы надежно держат бокал.
– Лу, ночью ты ничего не сделаешь, даже если успеешь на поезд. Завтра мы встанем пораньше, и я отвезу тебя в больницу. Если поднимемся в пять, то к девяти будем там.
– Но у тебя же встреча…
– Я ее перенесу.
– А как быть с детьми?
– Сейчас позвоним Мейрисе, она приедет и последит за всем. Выпей, это тебя поддержит.
Лу послушно сделала глоток и поперхнулась обжигающей жидкостью.
– Лучше?
Тепло поползло вниз, в желудке стало горячо, и Лу почувствовала себя увереннее.
– Да. Извини. Я, кажется, не способна думать.
– И не надо, думать буду я. А теперь расскажи, что сообщила соседка Фенни.
Его слова помогли ей справиться с волнением, глаза пощипывало, и она поморгала, чтобы загнать слезы обратно.
– Не много. Она заскочила к Фенни насчет цветов для церкви, увидела, что та лежит на полу кухни, вызвала «скорую помощь» и поехала с ними в больницу, потому что больше некому. Врачи сказали, что дело плохо.
Лу посмотрела на Патрика блестящими от подступавших слез глазами:
– Фенни – это моя скала. Я не могу потерять ее. Это же… я второй раз теряю мать. – Голос ее слегка дрожал, она еле сдерживалась.
– Я знаю. – Он крепче стиснул ее руку. – Знаю.
Лу сумела овладеть собой. Она поставила виски и провела пальцами по глазам:
– Нельзя рыдать. Я должна быть сильной.
Патрик подождал, пока она опустит руку, и решительно обнял ее. Обнял, как ребенка, нуждавшегося в утешении. Через мгновение она перестала сопротивляться и доверчиво прильнула к нему.
– Сегодня не нужно быть сильной. – Он прижался щекой к шелковым волосам. – Я с тобой.
На больничной койке Фенни выглядела очень слабой и хрупкой. Она, всегда отличавшаяся такой подвижностью, что Лу забывала о ее возрасте, выглядела сейчас очень постаревшей. Лу в отчаянии сидела рядом и держала тетушку за руку, дожидаясь, когда той станет лучше.
Но лучше не становилось. Один раз Фенни открыла глаза, увидела Лу и попробовала что-то сказать:
– …у-у.
– Да, Фенни, я здесь.
Фенни опять попыталась что-то сказать, Лу наклонилась к ней.
– Патрик?
Фенни в ответ еле заметно кивнула.
– Патрик со мной. Смотри, вот он.
Патрик подошел к кровати и встал так, чтобы Фенни его видела. Он разговаривал со старшей медицинской сестрой, и та сообщила, что Фенни быстро слабеет.
– Привет, Фенни, – сказал он так бодро, что Лу опять захотелось плакать.
Фенни все еще пыталась что-то сказать, останавливая напряженный взгляд то на Лу, то на Патрике. Патрик вдруг понял, чего она хочет.
Он положил руку на плечо Лу:
– Не беспокойтесь Фенни, я пригляжу за ней. Обещаю.
На лице больной появилось облегчение, и даже подобие улыбки мелькнуло в уголке замершего рта.
– …о-о-шо… – произнесла она и, явно успокоенная, опять погрузилась в забытье.
Через час она умерла. Очень тихо.
Лу, застыв, так и сидела, держа ее за руку.
Лу сидела в прострации, не веря, что Фенни больше нет.