пленку, фиксировал картины жизни вражеской передовой и тыла: квадратики танков на дорогах, железнодорожные составы на станциях, кресты самолетов на аэродромах, тщательно замаскированные вражеские батареи…
Вот лишь один из вылетов (а ему приходилось их делать по пять-шесть в день). Его описание сохранилось в скупых строках боевых донесений, которые непрерывно поступали с борта самолета при подготовке к форсированию Днепра.
«11 часов 07 минут. В окрестностях пункта „117“ — группа пехоты противника численностью в 300 человек. Отходит на юго-запад по полю. Пехоту штурмую на бреющем…
11 часов 10 минут. На железнодорожной станции „249“ два эшелона под парами. Сброшены бомбы с замедленными взрывателями, сильный зенитный огонь…
11 часов 14 минут. На дороге из „601“ и „409“ двустороннее движение. 40 автомашин, 12 бронетранспортеров, 7 танков. Сброшены противотанковые бомбы. Колонну штурмовали в два захода…
11 часов 15 минут. Атакован четырьмя ФВ-190. От боя уклонился и продолжаю полет.
11 часов 21 минута. На восточной окраине „312“ две зеленые и одна белая ракеты. Наши танкисты обозначили себя. На водном рубеже „805“ сильный артиллерийский огонь. Возвращаюсь».
И все это лишь за пятнадцать минут полета!..
С ловкостью прирожденного охотника выслеживал врага и лейтенант Борис Мельников. Он никогда не возвращался из разведки без точных данных о скоплении вражеских войск, боевой техники, мастерски фотографировал и наносил на карту тщательно замаскированные аэродромы, железнодорожные эшелоны и другие важные объекты.
Обычно лейтенант Б. Мельников летал на разведку со своим воздушным стрелком сержантом Федором Бобковым. Задача в эти дни была одна: выяснить резервы противника в глубине обороны.
Обстановка позволила экипажу беспрепятственно произвести фотографирование, и штурмовик лег на обратный курс. Но тут стрелок по СПУ доложил командиру;
— Слева и выше вижу «фоккеры!»
Гитлеровцы шли на снижение и разворачивались навстречу разведчику, одна пара ушла вперед, другая бросилась наперерез «илу». Один ФВ-190, круто спикировав, проскочил метрах в двухстах за хвостом самолета.
Сержант Бобков доложил, что немец внизу. Предложил перейти на бреющий.
Штурмовик снизился. Почти у самой земли Мельников выровнял машину и повел ее ломаной линией. Вражеский истребитель попытался было поймать его в прицел, но просчитался. Бобков же подловил момент, когда «фокке-вульф» налез на край большого кольца прицела и дал длинную очередь. «Фоккер» сначала свалился на крыло, затем, задрав тупой нос, какое-то время висел в воздухе. Но сорвался и стремительно пошел вниз…
В атаку бросился второй истребитель, но Мельников делал виражи, не давая немцу возможности приблизиться к «илу». А когда тот все-таки приближался, сержант Бобков отсекал его короткими очередями из пулемета. «Фоккер», наконец, отстал и вильнул в сторону. Под крылья штурмовика наплывала своя, родная земля…
Асом разведки в корпусе по праву считался и летчик Анатолий Расницов. Вкратце расскажу его историю. Еще на Калининском фронте он прослыл одним из опытных пилотов, для которого ночные полеты на У-2 стали будничной работой. Когда часть начала переучиваться на Ил-2, Расницова вдруг отозвали в тыл готовить в запасном полку молодежь. Целый год он терпеливо отдавал всего себя, чувствовал, что делает очень нужное дело, обучая молодых летчиков, просился на фронт. Но ему говорили: «Фронту нужен не один, хотя бы и очень опытный летчик, а десятки и сотни».
В одни из дней на аэродром прибыл его друг Григорий Фроленко, командированный за новыми самолетами, и Анатолий сразу насел на товарища:
— Возьми меня с собой, Гриша! Возьми, иначе…
Тайком, в самый последний момент Расницов решился на отчаянный шаг: оставил все свои вещи и как был, в комбинезоне, прилетел с Фроленко в 800-й штурмовой авиаполк.
«Беглец» не стал придумывать различные оправдания своему поступку, а пришел с Фроленко к командиру полка и все объяснил. Потом Анатолия вызвали к комдиву Ф. А. Агальцову «для знакомства». Позже на строгий запрос из школы генерал Агальцов ответил: «Хорошие летчики нужны здесь не меньше, чем в тылу».
Машину Анатолий получил спустя месяц и не посчитал для себя зазорным пойти ведомым. Через пять дней Расницова назначили ведущим. Свой первый боевой вылет с группой он сделал к Днепру, который клокотал огнем и свинцом.
Пройдет незначительное время, и Анатолий Расницов станет одним из лучших разведчиков, которому по плечу будут самые сложные полеты в любое время суток и в любую погоду…
Вот что узнал я из рассказов подполковника Анатолия Ивановича Митрофанова, командира 800-го штурмового авиаполка.
Вместе с Григорием Фроленко перегонкой самолетов занимался и Сергей Чепелюк. Однажды, доложив командиру полка о выполненном задании, Сергей чуть замялся, но затем решительно продолжил:
— У перегонщиков есть просьба — хотят остаться в полку. — Чепелюк развернул приготовленный список, зачитал:
— Коптев, Махотин, Смирнов, Карпенко… Добрые хлопцы! Вы же сами видели их посадку. Погода-то какая — черт ногу сломит! Особенно тут есть один настырный… Коптев его фамилия.
— Ну давай этого настырного, — сказал подполковник Митрофанов.
— Лейтенант Коптев. Перегонщик, — бойко доложил сухощавый, русоволосый паренек.
На все вопросы отвечал четко, чувствовалась настоящая военная косточка. Ко всем доводам и просьбе, чтобы оставили в полку, добавил:
— Перед батей стыдно. Он думает, что я воюю…
И рассказал об отце — Иване Акимовиче Коптеве. Участник первой русской революции 1905 года, он прошел окопы империалистической войны. Был ранен, перенес тяжелую контузию. В феврале семнадцатого года возглавил ротный комитет. А в октябре вместе с путиловскими рабочими и матросами брал Зимний.
— Батя воевал за Советскую власть, — закончил рассказ Михаил, — а я кантуюсь в «запе»…
— Ладно, лейтенант. Логика в твоей просьбе есть. Буду докладывать по инстанции, — пообещал ему подполковник Митрофанов.
Радовались перегонщики, когда им сообщили, что командир корпуса генерал Рязанов разрешил всем остаться в полку. При этом генерал предупредил комполка — молодых летчиков ввести в строй, но без спешки.
…Наступила осень. Погода не баловала авиаторов. Все реже и реже выдавались ясные, солнечные дни. От аэродромов до Днепра было недалеко — около двух десятков километров. Но все чаще над ним висела низкая облачность с мелкой моросью.
В ночь на 25 сентября 1943 года части 7-й гвардейской армии форсировали Днепр. Пехота переправилась на противоположный берег, захватила небольшой плацдарм у села Домоткань, но перебросить артиллерию и другую боевую технику было нельзя ввиду предпринятых фашистами яростных контратак и непрерывных ударов авиации. Сложилась довольно тяжелая ситуация.
Днем на НП генерала Шумилова срочно вылетел командующий фронтом. Там его встретили командарм, генералы Рязанов и Подгорный. Обстановка действительно была критической; над плацдармом не умолкала артиллерийско-минометная канонада, в воздухе роились стаи «хейнкелей» и «фокке- вульфов».
Такого адского огня, какой противник обрушил на десантников и переправы, по словам Шумилова, ему не приходилось видеть даже под Сталинградом. А командарм знал, что говорил, ибо не раз доказывал мужество и стойкость у твердыни на Волге.
Нелестно отозвавшись о бездействии истребителей генерала И. Д. Подгорного, командующий
