Тони не имеет права сердиться на нее.
Когда они приехали на ферму, Мелоди была сердита на Тони ничуть не меньше, чем он на нее.
– Почему, скажи на милость, ты так разозлился? – спросила она, когда они вошли в дом.
Он смерил ее хмурым взглядом, бросил пиджак на диван, развязал галстук и ответил:
– Ты лгала мне.
– Я не лгала. Ты сам сделал неверные выводы.
– Чушь! – Он демонстративно ушел на кухню.
Мелоди последовала за ним и увидела, как он достает из шкафчика собачий корм и насыпает в миску Шоколадки, которая, радостно виляя хвостом, вертелась вокруг его ног.
– Ты сам знаешь, что это правда. – Мелоди подошла к раковине и наполнила другую миску свежей водой. – В то утро, когда я принесла тебе кофе, ты решил, что я не то горничная, не то еще кто-то.
– И ты как нельзя лучше помогала мне пребывать в заблуждении.
– Я ни разу не солгала.
– Да ну? – Он иронически приподнял бровь. – А как насчет «я секретарша хозяина дома»?
– Никогда этого не говорила! Ты спросил, чем я занимаюсь, и я ответила, что помогаю хозяину вести документацию. Я это и делаю… изредка.
– Послушай, давай не будем подсчитывать, сколько раз ты за эти последние два месяца искажала правду. Хозяин дома – твой отец! Эту маленькую деталь ты как-то забыла упомянуть.
Он пронзил ее взглядом и вернулся в гостиную.
– Это все из-за твоих глупых предубеждений! – воскликнула она, следуя за ним по пятам. – Знаешь, кто ты такой, Тони Костелло? Ты надменный, глупый, самодовольный сноб!
Он посмотрел на нее с удивлением.
– Уж во всяком случае, я не сноб.
– Еще какой! Ты презираешь меня за то, что я богата.
– Я вовсе не презираю тебя. Я просто не выношу, когда мне лгут.
– Перестань повторять это слово!
– А как я должен расценивать твой поступок?
– Хорошо, пусть будет по-твоему, я лгала. Теперь ты узнал правду.
– И эта правда все меняет.
– Но почему?
– Вы не моего круга, леди.
– Мы прекрасно понимали друг друга, когда ты не знал, что я богата. Если тебя интересовали только деньги, почему ты давно уже не навел справки о моем финансовом положении?
– Мел, ты же знаешь, что мне наплевать на деньги.
– В самом деле? Но, ради всего святого, объясни мне тогда, в чем заключается проблема?
– Хорошо, хорошо. – Он провел рукой по волосам. – Я не… Я… О черт, но это в самом деле очень многое меняет.
– Каким образом? Разве я стала другой?
– Не ты. Обстоятельства. Прежде мы были на равных. Неужели ты не понимаешь?
– Нет, не понимаю. И держу пари, если бы все было наоборот, деньги не имели бы никакого значения!
– Что ты хочешь сказать?
– Если бы богат был ты, а не я, упрямый ты сукин… – Она поспешно зажала себе рот рукой. – Нет, я не хотела. Я ни слова не скажу против твоей милой мамы. Она удивительная, заботливая, бескорыстная, чуткая женщина, и не ее вина, что она замужем за крикливым, твердолобым шовинистом и произвела на свет троих ему подобных.
Тони нахмурился.
– О чем ты говоришь?
– О твоем отце, который пытается играть роль диктатора. Он чуть не загрыз твою сестру за то, что она увлечена театром. Пока она еще, слава Богу, достаточно молода и хороша собой, чтобы играть на сцене. Он хочет, чтобы она остепенилась, вышла замуж за соседского парня и рожала ему детей. Но Марии всего восемнадцать! А твой братец Фрэнк, который не позволяет своей жене устроиться на работу? Сара сама мне призналась, что с ума сходит от тоски в четырех стенах теперь, когда ее мальчишки подросли и не нуждаются в постоянной опеке. А лишние деньги им пригодились бы на колледж!
– Ах так! – вспылил Тони, когда Мелоди остановилась, чтобы перевести дыхание. – Тебя, значит, возмущает, что у мужчин нашей семьи принято содержать своих жен?
– Меня возмущает то, что они стремятся повелевать ими.
– Это неправда!
