столу, колокольчика ему не полагалось. – Энтони не имел в виду кого-то из присутствующих конкретно, он говорил вообще, правда, Энтони? (Энтони Криз поспешно кивнул.) Не нужно ссориться, братья, – продолжил Магистр-Секретарь, – Арагон крепок, пока мы стоим вместе. Но, Чарли, однако нам надо голосовать. Не скрою, в твоем сыне многое мне симпатично, и тем не менее… Итак, следует ли считать Джона Голда нарушителем обычаев и устоев нашего братства? Кто за, нажмите на кнопку.
Арагонская звезда в центре стола вспыхнула.
– Теперь мы должны определиться относительно наказания, – продолжал Андре Бостон. – Считает ли высокий Совет, что арагонец Джон Голд заслуживает смерти?
Говорят, что падающая в бездну звезда, гаснущая звезда предрекает кому-то смерть. Но есть звезды, чей восход оборачивается смертью.
Магистр-Секретарь, взглянув на горящую в центре стола звезду, кивнул:
– Решение принято. Поручим это тебе, Чарли, ты ведь сам все устроишь?
– Только чтобы не затягивал, – бросил Магистр-Исполнитель.
– Давайте дадим на это две недели сроку, -произнес Магистр- Секретарь. – Нет возражений? Итак, наш приговор таков: Лола Харт должна умереть до истечения сегодняшнего дня, Джон Голд должен умереть не позже чем через две недели, считая с сегодняшнего дня. Приговор поручается привести в исполнение Чарльзу Голду, Магистру-Оберегателю. Нет возражений? Голосуем, Магистры.
Уродливая звезда вспыхнула, и красноватые отблески пробежали по лицам Магистров. Произнеся несколько ритуальных формул, утверждающих приговор, Андре Бостон поднялся, и в зале грянула музыка (перед тем, как встать, Магистр-Секретарь нажал на неприметную кнопку).
Это был так называемый гимн арагонцев, которым по обычаю всякий раз заканчивался Совет Магистров. В звуке мелодии чудились гордые голоса космических стихий, раскаты грома, рев двигателей стартующих звездолетов. А потом в музыкальный вихрь вплелся суровый рокот мужского хора:
Магистры, вставшие следом за Магистром-Секретарем, начали подпевать хору, и тут Чарльз Голд, единственный, кто неуважительно остался сидеть, прохрипел:
– Подождите.
Его как будто не услышали, а может и в самом деле не услышали сквозь музыку и совместное пение. Тогда Чарльз Голд закричал во всю немалую мощь своих легких:
– Да погодите вы, стойте! Дайте мне слово!
Музыка оборвалась.
В пронзительной тишине Магистр-Секретарь сказал:
– Ты прервал гимн арагонцев, Магистр Голд. Надеюсь, у тебя были на это веские причины.
– Да, да! Я хочу сказать, что… Вы знаете, почему вы голосовали за смерть моему сыну? Да потому что вам не понятен он, потому что вам чужды его мужество и честность. Вот Устав, и гимн наш… Арагонец – это тот, кто честен с собою до конца, кто не склонится перед немой буквой на мертвой бумаге, кто умеет постоять за себя. Мой сын – настоящий арагонец, а вы… вы не арагонцы!..
Магистр-Секретарь достал откуда-то маленький ножичек, и словно по мановению волшебной палочки ножички появились в руках у остальных Магистров, кроме Чарльза Голда. Полетели пуговицы с рубах. Шесть арагонских звезд кроваво заалели перед глазами Чарльза Голда.
– Видишь, Чарли, – проговорил Магистр-Секретарь на удивление беззлобно. – Мы настоящие арагонцы. Отчаяние помутило твой разум, Чарльз Голд. Я освобождаю тебя от двух следующих собраний Совета.
Мистер Голд медленно расстегнул пуговицы на рубахе и обнажил грудь. Сразу три звезды были вырезаны на его груди, одна в одной, и было видно, что раны совсем свежие.
Три звезды, не каждый арагонец мог пойти на такое, обычно после второй звезды даже урожденный арагонец терял сознание от боли. Под анестезией же звезды не “рисовались”, в этом случае от них не было проку: тот механизм, который придавал мужеству и воле особый закал, закал Арагона, могла включить только боль, вернее, только преодоление боли.
Проведя пальцем по ранам, да так, что из незаживших ран проступила кровь, Чарльз Голд сказал:
– Я тоже арагонец. И вы – арагонцы, братья, я говорил необдуманно. Но вам сила Арагона понадобилась, чтобы настоять на своем, а мне – чтобы сдержать себя. Я бы мог спасти его, его и ее, пока они мыкались по городу, у меня достаточно сил, вы же знаете… Я подчинился духу Арагона. И я ошибся – не истинному я духу Арагона подчинился, а ложному. И теперь… Сила Арагона, дай мне не сломаться, дай выстоять!..
– Что ты хочешь, Магистр Голд? – спросил Андре Бостон.
– Я хочу, чтобы мой сын жил.
– Ты знаешь наше решение.
– Я хочу, чтобы дело решил Великий Магистр.
Что-то странное промелькнуло по лицам присутствовавших в перламутровом зале людей, не то сомнение это было, не то удивление, а может и страх.
– Ты хочешь обратиться к Великому Магистру? – уточнил Андре Бостон, и в голосе его впервые прозвучала какая-то нерешительность. – Ты знаешь, что из этого может получиться?
– У меня нет выхода.
– Помнишь того арагонца, которого Великий Магистр повелел сжечь живьем? Как он мучился, бедняга! Пожалуй, умереть от передозировки снотворного куда приятнее, как ты думаешь?
– Я подумал об этом.
– Значит, ты настаиваешь на своем?
– Да.
– Пусть будет так, – со вздохом сказал Магистр-Секретарь. – Голосовать нет необходимости. Чарльз Голд воспользовался своим правом Магистра передать дело на рассмотрение Великого Магистра.
– Но мы уже рассмотрели дело! – возмутился Магистр- Исполнитель.
– Великий Магистр может пересмотреть его, таков Устав, третий тайный параграф. Чарльз Голд и Энтони Криз, к Великому Магистру вы отправитесь вместе со мной. Жду вас завтра на космодроме “Урания”, воспользуемся нашим катером “Циклон”. Старт в девять тридцать. На сегодня все. Прощайте!
Магистр-Секретарь скрылся за боковой дверью. Гимн Арагонцев на этом Совете Магистров так и не был закончен.
Чарльз Голд прибыл домой с тяжелым серд shy;цем. По пути он, сидя в гравилете, несколько раз тер ладонью лоб: а не лучше ли вернуться, сказать, что сдурил, покаяться,
