Игорь лизнул ободранные костяшки, высосал грязь. Ныли ребра, и чесалось под волосами, слипшимися от крови. Вот крепкие мужики! Спасибо, за вилы не взялись, не стрелять же было в этих дурней. Жалко винтовку… Пистолета, который раздобыл у Лойзы – ни капельки, а с «лайкой» сжился за четыре года. Хорошо еще, гитару оставил в «Перекрестке». Странно, что голову там не забыл: додумался же сунуться сюда в одиночку! Менестрель сплюнул и уже хотел вернуться к подкопу, когда оглушительно залаял пес. Басовито, точно в пустую бочку бухал. На местных он так не поднимался. Игорь приник к щели, и петух, улучив момент, больно клюнул в щиколотку. Зараза!
Хозяин прикрикнул на собаку. В дом гостей не позвал, но те, как видно, и не стремились, расползлись по двору. Один встал напротив сараюшки. Ого! Теперь понятно, почему с ними в принципе разговаривают. Арбалет. Два ножа. Куртка непростая, простегана кусками проволоки.
– Тут появлялись чужаки? – послышался голос. – Вейн с амулетами?
Менестрель замер. Гадать не надо, по чью душеньку явились: Дана проверяют.
Хозяин буркнул неразборчиво, и арбалет ткнулся ему под бороду.
– Появились бы, я вас не спросил, что нам с ними делать, – громче ответил нерешер. – Не было никого.
Мгновение Игорю казалось, что арер все-таки выстрелит, но тот опустил руку.
Уходят.
Менестрель снова почесал под кандалами и вернулся к работе. Копал он обломком гнилой доски, сбрасывая землю через сетку в курятник. Получалось медленно, доска крошилась, и Игорь тихонько рычал сквозь зубы. Не успеет, черт возьми!
Звенели комары, оголодавшие к вечеру, Егор отмахивался от них локтем. Дряблая прошлогодняя картошка плохо поддавалась ножу. Кожура – бугристая, сморщенная – выползала из-под лезвия толстыми кусками, и повар кривился, глядя на его работу.
– Тоньше срезай. Старайся, черт! У, руки-крюки. Сопляков нам только не хватало. Корми теперь лишний рот, еще и продукты зазря в отходы переводит.
Егор молчал, выковыривая «глазки». Ничего, его время придет. А картошка… и взрослые бойцы наряды на кухне несут. Вон сидит парень, подмигивает сочувственно. Егор улыбнулся в ответ, подумав: ух, Юрка бы сейчас выдал!
Повар принял усмешку на свой счет и желчно добавил:
– Небось рассчитывал, папочка при штабе оставит?
Очищенный клубень бултыхнулся в бак с водой. Егор взял следующий и сказал негромко:
– Он же ваш командир. А вы про него такое думаете.
Повар запыхтел и скрылся в землянке, бросив напоследок:
– За огнем следите!
Щербатый парень – Егоров напарник – тут же придвинулся ближе, забыв про картошку.
– Слушай, а в листовке чего, правда была? Тебя вешать собирались?
Егор кивнул.
– Батя твой кремень! Я-то знаю, я с ним из крепости выходил. А этот, – щербатый кивнул на землянку, – из окруженцев прибился. Тьфу-человечишко!
Егор посмотрел внимательнее, но парня не вспомнил.
– А ты, как наши самолетики вызвал, куда потом делся?
– Да я… – Егор хотел возразить, но вовремя осекся. Не объяснять же про вейна! Неопределенно повел плечом.
– Ну, ясное дело, трепаться нельзя, но хоть как там, в городе?
– Ничего хорошего.
– Это понятно, а вообще? Прям вот так эти гады по улицам и гуляют? Не, я б не смог. Я бы хоть одному да «перышко» в бочину загнал.
Из командирской землянки вышли подполковник и Грин. Их силуэты хорошо просматривались в начинающихся сумерках.
– Тебя, кажись, зовут, – заметил парень.
Точно, отец махнул рукой.
Егор отложил нож. Ну, будет теперь повару лишний повод злословить.
Возле землянки комаров собралось еще больше, их приманил свет фонаря. Грин хлопнул себя по свежевыбритой щеке.
– Ты вот что скажи, – попросил отец. – Друг твой способен реально оценить обстановку? Глупостей не наделает? Трусить нельзя, но и героизм излишний не нужен.
Егор вспомнил, как Юрка стоял на рельсах и поезд отчаянным гудком пытался смести их с дороги. Как потерял арбалет, когда сматывались из скита. Какое лицо у него было там, в толпе перед виселицей, и после – на допросе. Ответил честно:
– Смотря что считать глупостью. Но я бы с ним пошел.
Их прервали. Подбежал солдат, козырнул:
– Разрешите? Вернулась группа Мидделя.
Егор обрадовался: жив лейтенант!
– С докладом ко мне через пятнадцать минут.
– Так это… лейтенант явиться не может, ранен.
– Кто заменил? Крестовской? Жду его.
Солдат отошел.
– С медикаментами у вас как? – спросил Грин. – А то я принесу. Врача проконсультирую. Если толковый, разберется.
– Толковый. Был – убили на той неделе. Вместо него теперь студент-зоотехник.
Вейн присвистнул.
– Слушай, а помнишь, я про беженцев говорил? У них докторша есть. Обратно рвется, семья у нее тут.
– Подробнее.
– Терапевт, но такая, знающая, в госпитале служила. Лет тридцать пять – сорок. Олза Ласовская.
Отец побелел стремительно, Егор качнулся к нему.
– Как?! – выкрикнул подполковник шепотом.
– Ласовская, – удивленно повторил вейн, – Олза.
– Темноволосая, косы длинные? Глаза карие? Сама невысокая?
– Да.
Отец расстегнул у горла мундир. Пуговица никак не давалась в пальцы, чуть не оторвал ее «с мясом».
– Егорка, ты разве не помнишь? Ласовский Леокадий – твой дед по маминой линии. Он мелдованин. На свой манер дочку звал, не Ола, а Олза, как у них принято.
Егор помотал головой. Откуда бы? Дед погиб за три года до его рождения.
Отец говорил непривычно быстро:
– Меня на юг после Ольшевского распределили. Леокадий служил в местной охране правопорядка. Банды тогда пошаливали, граница как решето. Считай, фронт через село проходил. Леокадия убили, искали Олу, но она спряталась, чужим именем назвалась. Вот и сейчас, видно, решила приметной фамилией не козырять.
Так что же, получается, он, Егор, разминулся в «Перекрестке» с мамой?!
– Завтра с утра пойду, – сказал Грин. – Обратно жди через сутки-двое, не раньше. Пока медикаменты соберем, то-се. С Юркой переговорю.
– Я дам тебе провожатого.
– Дай, – согласился Грин. – Егора.
Подполковник и вейн посмотрели на него одновременно. Рука по привычке дернулась к бирке, но ее не было, и пришлось скрестить за спиной пальцы.
