Страна восходящего солнца

всесильна. И если тысячи людей добровольно шли на верную смерть – значит, они имели на то веские прежде всего для них самих причины – помимо безусловно важного, но все же внешнего фактора пропаганды.

Если совсем коротко и примитивно – среди этих веских причин мы осмелимся выделить некие факторы, почти бесконечное число вариантов комбинаций которых (при нередком вмешательстве и вовсе неожиданных для нас сугубо личных моментов) мы можем назвать попыткой ответа на вопрос, что двигало действиями пилотов-смертников. Итак:

1) Преданность родине и императору как ее зримому символу и воплощению. То есть это то, что одни называют горячим патриотизмом и преданностью (гирэцу, так, кстати, называлась одна из авиагрупп камикадзэ), а другие – «отравой национализма и шовинизма». У нас нет ни малейшего желания навязывать читателю свое понимание таких непростых вещей, как нация, патриотизм, национальная идея, любовь к родине и т. д. Все равно все эти понятия будут и далее представлять собой лишенные смысла абстракции для одних читателей этой книги и абсолютно существующие, невероятно важные реалии – для других. А многие придут к чему-то среднему: может, все это и важно, но не до такой же степени… Задача автора – попытаться убедить как раз эту группу читателей в том, что для большинства камикадзэ эта самая «степень важности» была иной. А вот по какой причине – здесь и лежит самая большая загадка этой главы. На нее трудно ответить только разумом или даже сердцем, ее можно попытаться только постичь.

2) Верность идеалам бусидо, бывшим без всякого преувеличения основами воспитания «поколения камикадзэ» (среди этих идеалов – он и гири, т. е. чувство долга, благодарности и личной преданности: родителям, императору, стране, а также вездесущее макото – искренность и честность перед собой), синтоистское по сути киёси – широко трактуемая «чистота» (переодевание в чистую униформу и полирование деталей самолета исходит как раз отсюда, а не только из стремления подражать всеобщему любимцу и аккуратисту покойному адмиралу Ямамото).

3) Твердая, спокойная уверенность в грядущем перевоплощении (или, наоборот, отсутствии всяческого посмертного воздаяния), исходящая из вероучения буддизма, синто или даже христианства, а также не такого уж редкого среди молодых образованных японцев тех лет атеизма (об этом чуть далее).

Конечно же, у каждого камикадзэ мог быть свой ответ на вопрос, почему он избрал этот Путь и собирается пройти его. В самом концентрированном виде эти размышления отразились в уникальном источнике – нецензурированных последних письмах этих пилотов домой. Первые сборники таких писем и отрывков из дневников появились в начале 1950-х годов в результате сбора писем, дневников и воспоминаний погибших и уцелевших летчиков такими подвижниками от истории, как, например, Оми Итиро, разыскавшем великое множество подобных свидетельств истории и посетившим не один десяток семей, записывая устные воспоминания. Родные летчиков показывали гостю памятные вещи и письма своих близких, павших в бою. Результатом стал выход в 1951 году, вскоре после окончания американской оккупации Японии, сборника, включавшего дневники студентов университетов, погибших на войне (не только камикадзэ), под названием «К потокам в далеких горах», а в 1952 году – первого сборника собственно материалов о камиадзэ, озаглавленного «Слушайте голоса океана!», ставшего бестселлером. В 1963 году вышел второй том, составленный по тому же принципу, и с тех пор такие издания и переиздания стали появляться в Японии достаточно часто.

Сказать, что эти письма трогательны, заставляют задуматься, часто просто невероятно мудры и парадоксальны – значит просто не сказать ничего. В них действительно отразился тот сугубо японский и одновременно поистине вселенский дух, «сострадающего бусидо» (буси-но носакэ, «сострадание воина»), понимаемого не как искусство убивать и быть убитым, некая «узкая клановая мораль», блестящее, но преходящее мастерство-дзюцу, а как Путь (до), как одно из объяснений места и предназначения человека в этом мире, которое, возможно, ничем не хуже других подобных попыток…

Далее мы приведем[24] письма нескольких летчиков, а также отрывки из мемуаров и стихов. Почти все их авторы не были профессиональными военными до момента призыва в армию. Более всего, по словам Иногути, писали офицеры (мичманы, младшие лейтенанты и лейтенанты) резерва, призванные на службу из гражданских колледжей и университетов и наспех прошедшие военную подготовку перед получением назначений. Судя по содержанию (письма нередко содержат критику в адрес «политиканов»), они вообще не подвергались воздействию цензуры, возможно, благодаря благоговейному отношению к камикадзэ как таковым или простой технической невозможности подвергнуть цензуре все солдатские письма.

Первым вниманию читателей мы представим письмо, написанное младшим лейтенантом Кайдзицу Сусуму из авиагруппы «Семь жизней», базировавшейся в Гэндзане (Вонсане) в Корее. Кайдзицу родился в 1923 году в городе Омура префектуры Нагасаки на севере Кюсю. Как раз перед учебой в школе морской авиации он закончил технический колледж в Нагоя.

«Дорогие папа, мама, братья Хироси и Такэси, а также сестра Эйко!

Хочу верить, что вы все здоровы этой весной. Я никогда не чувствовал себя лучше и сейчас готов к активным действиям. Как-то я пролетал над нашим домом и попрощался в последний раз с соседями и вами. Благодаря господину Ямакаве мне недавно посчастливилось выпить прощальную чарку с отцом, и теперь не остается ничего другого, кроме как дожидаться приказа на боевой вылет.

Каждый день я занимаюсь обычными делами. Больше всего беспокоюсь не о смерти, а главным образом о том, как наверняка потопить вражеский авианосец. Младшие лейтенанты Миядзаки, Танака и Кимура, которые летят со мной, спокойны и решительны. Их поведение ничем не выдает состояния постоянного ожидания приказа на боевой вылет для рокового пике. Мы проводим время в написании писем, играх в карты и чтении. Убежден, что мои товарищи приведут нашу святую Японию к победе.

Не нахожу слов, чтобы выразить свою признательность любимым родителям, которые вырастили меня таким, что я могу в скромной степени ответить взаимностью на милость, оказанную нам Его Императорским Величеством. Пожалуйста, следите за результатами моих скромных усилий. Если они окажутся плодотворными, думайте обо мне с добрыми чувствами и считайте, что мне удалось сделать в жизни что-то похвальное. Важнее всего, чтобы вы меня не оплакивали. Хотя уйдет в небытие мое тело, моя душа вернется домой и останется с вами навсегда. К вам, друзьям и соседям направлены все мои помыслы и наилучшие пожелания. Заканчивая письмо, я молюсь за благополучие моей Дорогой семьи».

Возникает вопрос – а где же «священная ненависть» к врагу? Где ультрапатриотические вопли? Ведь «семь жизней за императора» – это знаменитый лозунг почитаемого в Японии полководца XIV века, воевавшего за императора Кусуноки Масасигэ и название авиагруппы. Неожиданно вместо оголтелого фанатика мы видим усталого, но твердого духом человека, верящего в те немногие идеалы, которые у него остались – любовь и долг благодарности перед родителями и родиной, воспринимаемой как священная земля и неповторимое, родное общественное устройство, во главе которого стоит далекая и одновременно близкая фигура господина – Императора. Можно как угодно относиться к личности императора Хирохито, к идее «обожествления» главы государства, но сам образ мыслей и искренность молодого пилота не вызывают сомнений. В своем последнем письме он остался верен спокойному, сдержанному, но в то же время прочувствованному и ориентрированному на сопереживание стилю, в котором созданы лучшие произведения японской прозы и лирики.

Младший лейтенант Ямагути Тэруо родился в 1923 году на острове Гото префектуры Нагасаки на севере Кюсю. Он вырос под надзором мачехи и в юности не был особенно счастлив (ох, недаром по-японски слова «мачеха» и «ведьма» звучат одинаково – онибаба), непростыми, как явствует из письма, были и его отношения с отцом. По окончании университета Кокугакуин в Токио его призвали на военную службу и направили в авиагруппу на островах Амакуса (тех самых, где когда-то жил Амакуса Сиро, юный вождь крестьянско-христианского восстания 1637–1638 годов в Симабара; но это еще не все – в одном из следующих писем мы найдем и не такую «тематическую перекличку» с главой прояпонских христиан), дислоцировавшуюся рядом с его домом. Оттуда его перевели в 12-ю