зародилась пока еще смутная идея избрать именно Елкину объектом покушения. Но предварительно он должен подготовить обвинительный документ, прежде чем вынести приговор и привести его в исполнение.
Интеллигенция
После встречи Портянкина, о которой говорилось выше, на квартире у Белова собралась небольшая компания. Помимо уже известных читателю Чернова, Малова и Горева, пришли доцент филологического факультета университета Петров с женой, сотрудник журнала Россия Сидоров с приятельницей (с женой он разошелся), писатель Смирнов, сотрудница общества Знание Федорова, инженер секретного (номерного) завода Ложкин. Почему компания собралась именно в таком составе, вряд ли возможно объяснить достаточно убедительно. Горев дружил с Черновым и Беловым, жил неподалеку от Белова, его Белов пригласил, позвонив ему по телефону. Федорова жила в одном доме с Беловым. Ложкин сожительствовал с Федоровой. Жена Петрова была приятельницей жены Белова. Смирнов писал очерк о комбинате и не раз встречался с Беловым, Черновым и Горевым. Малов был у Беловых, можно сказать, своим человеком. Он был знаком с Юрием, часто бывал в пьяных сборищах во дворе дома, где жил Горев, и был хорошо знаком также и с ним. Кроме того, он бесплатно наблюдал дочь Белова и давал иногда консультации его жене. А то, что они собрались именно сейчас, было делом случая.
Коротко о том, что из себя представляют эти люди. Смирнов один из многих тысяч заурядных и мало кому известных писателей. Напечатал несколько рассказов о вымышленном героизме Брежнева во время войны. Издал их отдельной книжечкой. Приобрел местную известность очерками о партградских достопримечательностях. Пьяница. Бабник. Циник. Мастер рассказывать антисоветские анекдоты и имитировать Брежнева. Доцент Петров — совершенно бездарный преподаватель. Партийный активист. Секретарь партбюро Факультета. Был инициатором ряда кампаний по травле мнимых диссидентов. Скоро станет профессором. Сидоров проталкивает в своем журнале всякую дребедень, устраивает хвалебные рецензии на бездарные книги, сам холуйствует перед ведущими писателями, опубликовал несколько бесцветных литературно-критических статеек и стал за это членом Союза писателей. Федорова читает удручающе серые и скучные лекции от своего общества, зарабатывает большие деньги и дает возможность подработать знакомым, меняет любовников чуть ли не каждый месяц.
При всем при том многие из такого рода интеллектуалов воображают себя критиками и жертвами режима. Где-то и как-то в своих сочинениях и выступлениях они показывают кукиш в кармане. Им кажется, что они мужественные борцы против язв советского общества. В отличие от диссидентов они якобы не лезут на рожон, якобы действуют разумно и думают о будущем. Они чувствуют себя жертвами, поскольку то, что им удается урвать от общества, не соответствует их мнению о себе и их аппетитам. Недавно в комбинате появился новый сотрудник Сергей Миронов. Он назвал эту категорию интеллектуалов якобы расстрелянными. Они хотят иметь все блага общества и ничем не рисковать, но слыть при этом отважными борцами за прогресс, против несправедливостей, против тирании и т. п. Эти люди органически чужды Чернову. Но где взять других?
Сначала болтали о всяких пустяках, острили, рассказывали анекдоты и смешные служебные истории.
— У нас, — сказал Ложкин, — решили наладить производство труб для газопровода и утереть нос ФРГ, откуда эти трубы до сих пор ввозились. Все до мельчайших деталей скопировали у немцев. Но трубы все равно лопаются. Ни одна не уцелевает. В чем дело?
— В том, что эти трубы стали делать не для газа, а для того, чтобы нос утирать, — сказал Горев. — У нас с той же целью скопировали немецкие инвалидные коляски. Тоже ломаются сразу же. Но их по крайней мере можно разобрать на части и продавать на черном рынке.
— Меня такие истории не удивляют, — сказал Смирнов. — Мы на самом деле не живем, а лишь имитируем жизнь. Все наше общество есть имитация цивилизации. Имитация труб для газопровода. Имитация инвалидных колясок. Имитация литературы. Имитация вина. Имитация государственных мужей. И мы с вами лишь имитируем сделанное и сказанное другими.
— Не могу согласиться, — сказала Федорова. — Мы делаем много оригинального. Только мы не умеем использовать это как следует и убедить других в нашей оригинальности. Наш социальный строй не есть имитация других.
— И ГУЛАГ тоже.
— Это прошлое.
— Не тоскуй, оно еще возвратится.
— Видали, какая охрана у Портянкина, — перевел разговор на другую тему Белов. — У президента США нет такой. А ведь должно было бы быть наоборот покушения на президента суть обычное дело, а на наших руководителей никто не покушается. От них даже мух отгоняют.
— Охрана у нас имеет скорее престижное значение, чем охранное, сказала Федорова.
— Я бы не сказал этого, — возразил Смирнов. — Если охрану ослабить, сразу начнутся покушения и на наших вождей. Психов и у нас хватает. Вспомните лейтенанта Ильина!
— Но он же в космонавта стрелял, — сказала приятельница Сидорова.
— Он хотел стрелять в Брежнева, — сказал Ложкин. — По его сведениям это должна была быть машина Брежнева. Но брежневская машина в последний момент изменила маршрут и въехала в Кремль в другие ворота.
— Откуда у Ильина были сведения о порядке следования машин?
— Почему Брежнев поехал в другие ворота?
— Как Ильин попал в Кремль, да еще близко от того места, где должен был вылезать из машины Брежнев?
— Странно, что не было покушения на Хрущева, — сказала жена Белова. — А ведь он шлялся по белу свету почти без охраны. И попасть в него из пистолета было легко, он же такой толстый был.
— Он хотя и толстый был, зато подвижный, — сказала Федорова. — Он все время суетился, менял положение в пространстве.
— А на Брежнева было на самом деле два покушения, — сказал Ложкин. — Об одном вы знаете. Оно было скорее неудачной проделкой самого Брежнева и КГБ. Так что его и за покушение-то считать не стоит. Но вот второе было настоящее, причем — особенное. Рассказать?
— Если уж начали врать, так пойдем до конца! Давай!
— Сколько в нашем столетии было покушений, которые считались покушениями века! Но совершалось новое покушение, и прежние покушения века теряли свой статус. А почему? Да потому что все они были с изъяном, в них всегда чего-то не хватало. Убийство эрцгерцога Фердинанда имело последствием первую мировую войну, зато личность убитого была ничтожной. В случае покушения на Ленина личность была огромной, зато последствий никаких. Убийство Кеннеди. И личность не очень большого масштаба, и последствия ничтожные. Короче говоря, все покушения, имевшие место в прошлом, можно квалифицировать от силы как покушения года, месяца или недели, но никак не века. К тому же все они не внесли ничего принципиально нового как в теорию, так и в практику покушений. Но все же в наше время имело место одно покушение, которое по всем параметрам могло бы считаться не только покушением века, но даже тысячелетия. Могло бы, если бы стало широко известно и если бы в мире существовала справедливая оценка масштабности событий. Оно связано с именем Брежнева. Этому эпохальному ничтожеству, вообразившему себя самой значительной личностью на планете, захотелось в своей биографии иметь свое покушение века. У Ленина было покушение. В американских президентов стреляют. А чем он хуже их?! Орденов у него побольше, чем у всех у них вместе взятых. Пора и ему стать объектом мировой сенсации. Но так, чтобы безопасно для жизни. Чтобы мир содрогнулся от ужаса, чтобы это стало покушением тысячелетия. Но чтобы даже волос не пал с его головы.
Задумались брежневские холуи над этой эпохальной проблемой. И нашли таки гениальное решение:
Организовать покушение, но так, как будто бы никакого покушения и не было совсем. И с этого
