— Папе не надо больше плакать, — наконец заявил Адам.
— Теперь все хорошо, — соврал я.
Я поднял его, прижав к груди одной рукой. Когда я выпрямился, я увидел, что уже собралась небольшая толпа, которая молча глазеет на нас. Встретившись со мной взглядом, они смущенно отворачивались. Менеджер все еще стоял рядом, загораживая мне дорогу.
— Хотите, я кому-нибудь позвоню? — предложил он.
— У нас уже все хорошо, — отказался я.
— Ничего подобного.
— Послушайте, моя жена и я…
— Я не хочу вникать в ваши проблемы, приятель, я только не хочу вас снова здесь видеть. Ясно?
— И не увидите. Можете мне поверить.
— Ты уверен, что хочешь поехать домой с папой? — спросил менеджер у Адама — Если не хочешь, можешь не ехать.
— Я еду домой с папой, — заявил Адам и спрятал лицо, прижавшись к моей шее.
Менеджер все еще сомневался, стоит ли нас отпускать. Я попытался невнятно извиниться. Но он перебил меня.
— Сходите к врачу, — резко сказал он и удалился в свою закусочную.
Все еще с Адамом на руках, я умудрился взять велосипед и добраться до туалета. Адам ничего не сказал, когда я попытался промокнуть стопкой туалетной бумаги его пропитавшиеся мочой джинсы. Он молчал, когда мы спускались на лифте на парковочную площадку. Как только я пристегнул его к сиденью, он заснул, потрясенный событиями последней четверти часа. Он проспал всю дорогу до дома Люси и Фила. Движение было плотным, люди возвращались после похода по магазинам. Каждый раз, когда мне приходилось останавливаться, я смотрел в зеркало заднего вида и видел, что он безмятежно спит. У меня из глаз снова потекли слезы. Потому что я знал, что теперь он до утра не проснется. А меня тогда уже не будет.
К дому мы подъехали только без двадцати шесть. Стоило мне свернуть на дорожку, как из дома стремительно вылетела Бет, прямо под дождь. Вид у нее был далеко не приветливый.
— Поздравляю. Лучше не придумаешь.
— Пробки на дорогах, — сказал я, выбираясь из машины.
— Я же говорила, в пять часов, не позже. Теперь он пропустил вечеринку…
— Мне очень жаль…
— Господи, да он мокрый, — сказала она, поднимая его с сиденья.
— Несчастный случай.
— Ты что, не мог сводить его в туалет?
— Разумеется, я водил его в…
— Не ври. Он насквозь мокрый… — Она наконец заметила покупки в задней части машины. — Твою мать, ты что, рехнулся?
— Он хотел велосипед, вот я и…
— Ни за что, ни за что…
— Я хотел, чтобы он…
— Мы его не примем. Я не хочу, чтобы ты пытался так искупить свою вину. Мы ничего не хотим.
— Пожалуйста, Бет, позволь ему его оставить…
Она вырвала у меня из руки ключи:
— Уходи поскорее, слышишь. Убирайся.
Она повернулась и вместе с Адамом, под дождем, кинулась к дому. Я попытался их догнать, но она захлопнула дверь перед моим носом. Дождь уже превратился в ливень. Но мне было наплевать. Я стучал в дверь, кричал, умолял впустить меня. Прошло несколько минут, я все говорил, уверенный, что она смилуется, одумается, предложит мне хотя бы временное укрытие от дождя. Но внутри царила тишина.
Мои кулаки были разбиты от стука, я промок до нитки. Пришлось сдаться и отойти от двери. И тут я ее увидел Она смотрела на меня в окно и выглядела безрадостной, потерянной. На короткое мгновение наши глаза встретились. Мгновение ужасной нерешительности. Мгновение, когда поднялся завес неприязни и осталась только печаль. В это мгновение мы поняли, что теперь оба одиноки.
Но мгновение прошло. Она губами произнесла два слова «Мне жаль». Это было не извинение. Просто последняя точка. Финал.
Свет в окне погас. Все прошло. Наступило время покончить со всем.
Глава седьмая
В ту ночь я уехал из дома. Уложил в багажник «мазды» три деловых костюма и разные сопутствующие вещи. Тщательно проверил свою темную комнату, чтобы убедиться, что я по недосмотру не оставил никаких улик. Написал записку Бет и оставил ее на кухонном столе. Записка была короткой.
Взял яхту у Билла на выходные. Вернусь поздно ночью во вторник. Следующие несколько недель поживу у Билла и Рут, пока не найду себе подходящее жилье. В среду после работы заскочу, чтобы увидеться с мальчиками.
Я всех вас люблю.
Я подписался. Я оставил пятьдесят баксов для нашей горничной Пердиты, которая придет утром в понедельник, чтобы убраться. Я принял душ и надел то, в чем буду завтра: брюки хаки, рубашку на пуговицах, толстый свитер, кожаные туфли на резиновых каблуках, ветровку «Нотика». Я еще раз проверил все карманы, чтобы убедиться, что бумажник Гари, ключи от его машины и ключи от дома лежат отдельно от моих собственных.
Пора было уезжать. Захлопнуть за собой дверь. Сделать последний шаг. Я сидел, застыв за столом, и бессмысленно смотрел на кухню вокруг меня. Белые стены. Сделанные вручную сосновые шкафчики и столешницы. Многочисленные кухонные приборы. Белые тарелки Веджвуд, аккуратно составленные на простой, вращающейся полке. Семейные фотографии. Школьные записки и рисунки Адама, украшающие холодильник. Подивился, как много вещей скапливается в нашей жизни — идет непрерывный поиск вещей, чтобы заполнить пустоту, заполнить время. И все это совершается ради материального комфорта, хотя на самом дел маскирует ужасное осознание, что все проходит, что однажды тебя отправят в неизвестность только с тем, что на тебе надето. Вы сберегаете, пытаясь закрыть глаза на неизбежный уход, заставить себя поверить, что существует некое постоянство, крепость в том, что вы построили. Но хлопнет дверь. И вы все это оставите.
Я подошел к стене и снял фотографию Адама с Джошем на коленях. Я помнил, как делал этот снимок, как трудно было уговорить Адама подержать младенца. Когда я наконец посадил их так, как мне хотелось, Адам изобразил широкую зубастую улыбку, тогда как Джош завороженно и изумленно смотрел на своего старшего брата.
Мне всегда нравился этот снимок. И на мгновение я решил, что должен его взять. Но моя рука дрогнула. Я знал, что там, куда я направляюсь, нет места свидетельствам прошлого.
Я стоял у доски с фотографиями несколько ужасных минут. Зазвонил телефон. Я подпрыгнул и быстро приколол фото назад, на доску, прежде чем схватить трубку. Это был Билл.
— Мы собираемся ложиться спать, — сказал он, — поэтому я решил поинтересоваться, собираешься ли ты сегодня к нам.
— Уже еду.
— Можешь не торопиться. У тебя ведь есть ключи, верно?
— Есть.
— Заходи и чувствуй себя как дома. Я разбужу тебя в шесть тридцать, если это не дико рано.
— Нормально. Я хочу отправиться пораньше.