Когда и другие фургоны переправились через реку, настал черед пеших подобрать юбки и завязать их на талии. Коди давал последние указания и следил, чтобы их выполняли. Притихшие девочки были послушны как овечки. Они с удовольствием стянули надоевшие ботинки, связали вместе шнурки и повесили обувь на шею. Первая группа начала переправу.
– Пойдем, мам, – позвала Линн и смело шагнула в холодную воду. – Не будь такой пугливой, ты же не кошка.
Даниель попробовала поднять юбку и, почувствовав на себе испытующий взгляд синих глаз Коди, вдруг отступила назад. Почему-то ей было страшно. Линн протянула матери руку, и Даниель наконец решилась.
Коди с трепетом наблюдал за Даниель Херт. Он вдруг подумал о первопроходцах, ведь в те времена женщинам не полагалось поднимать юбку выше щиколотки. Наверное, эта переправа была для всех непростым испытанием. Коди видел, как Даниель осторожно, дюйм за дюймом, приподнимает подол своей цветной юбки и ее длинные, красивые ноги ступают в воду. Почувствовав отрезвляющий холод и пустоту под ногами, она внезапно взвизгнула и с головой ушла под воду.
Коди среагировал мгновенно – пришпорил лошадь и ринулся прямо в середину ледяного потока. Через минуту он уже бережно обнимал насквозь промокшую и до смерти перепуганную Даниель.
– Спокойно, все в порядке, – подбодрил он ее. Она вся дрожала, но больше не от холода, а от обиды: ее самолюбие было ущемлено.
«Учтите, я не приму вашу помощь даже под дулом пистолета!» – не так давно заявила она, и похоже, с тех пор мало что изменилось. В ее глазах сверкали слезы, она вся трепетала и все же умудрялась задирать свой упрямый подбородок. «Интересно, – подумал Коди, – сможем ли мы с ней когда-нибудь найти общий язык? Кажется, она и в самом деле никогда не согласится принять мою помощь».
– Тебе стоит попробовать встать на ноги и попытаться еще раз, – с деланным безразличием произнес он и протянул ей руку.
«Черт, ну и идиотка же я! – рассердилась на себя Даниель. – Не могла прежде проверить глубину!» Она решительно встала и приняла его руку.
Было неудобно шагать по прерии в мокрой юбке, которая так и липла к ногам. Даниель до сих пор немного трясло от страха. И от холода. Но скоро солнце высушило юбку и согрело ее. Скоро она уже посмеивалась над собой и вспоминала, как сладко было ей прильнуть к мускулистой груди Коди.
Когда в последний раз она обнимала мужчину? Очень давно. Теперь ей приходилось воспитывать Линн, и некогда было подумать о себе самой. Сможет ли она когда-нибудь снова довериться мужчине? Сможет ли так же прильнуть к мужчине, как сделала это в воде от страха?
От Коди исходило какое-то свечение, и Даниель заметила нечто новое в его взгляде.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Пока Коди не предложил Даниель сесть позади него на Чемпиона и пока он не почувствовал, как она дрожит, он и не подозревал, насколько она напугана. Ведь стоило ей только попросить, и он перевез бы ее через реку. Кто же так сильно обидел ее, что она готова умереть, но не просить о помощи? За маской, которую она носила, скрывалась маленькая, легкоранимая, доверчивая женщина с разбитым сердцем. Кто же посмел сделать ей больно?
Коди было не по себе от мысли, что она, видимо, решила никогда никому из мужчин больше не доверять. Такое добровольное одиночество – жестокое самоистязание. Как же ее убедить, что нельзя лишать себя радости из-за собственной ошибки или чьей-то жестокости или подлости? Он надеялся, что дружба, внезапно вспыхнувшая между ними, дает ему на это право.
– Что ж, леди, похоже, вы своего добились, – ласково сказал он, усаживая ее в фургон, – теперь можете отдохнуть.
– Что за глупости ты говоришь? – запротестовала Даниель. – Я вполне в состоянии идти сама, на своих двоих.
Она не привыкла, чтобы кто-нибудь возился с ней, и поведение Коди слегка обескуражило ее: он пылинки с нее сдувал. «Каков парадокс, – подумала она. – Теперь, когда он предлагает мне ехать в фургоне, я совсем этого не хочу». На ее глазах Коди подошел к Роуз и попросил ее быть «помягче и понежнее» с пассажиркой. В ответ старушка громко фыркнула, сплюнула табак и вытерла рот рукавом своей древней и не очень чистой рубашки. Да уж, Даниель скорее бы предпочла провести день в обществе ядовитой змеи. И хотя Роуз вполне серьезно утверждала, что является почтенной обладательницей диплома медсестры-сиделки, меньше всего она была похожа на человека, способного ухаживать за больными. В общем, матерью Терезой она явно не была.
Коди убедил Даниель и даже приказал забраться в фургон. Она не сопротивлялась и вскоре уже мирно покачивалась в повозке. У нее немного кружилась голова, и после случившегося ей совсем не хотелось еще и рухнуть в обморок на глазах всего лагеря. Ей казалось, что Роуз что-то ворчит себе под нос, но разобрать слов она не могла. Эта странная женщина не воспринимала всерьез инцидент с незапланированным купанием и относилась к Даниель как к беспомощному ребенку. Даже называла ее «крошкой».
Но что было особенно приятно во всем этом, так это внимание Линн. Девочка знала, что ее мать неважная пловчиха, и до смерти перепугалась, когда Даниель упала в воду. Линн периодически подходила к фургону, чтобы проведать маму, словно ее приводила в ужас мысль, что она может потерять мать, хотя все опасения остались позади.
Еще один парадокс: путешествовать в фургоне было гораздо менее приятно, нежели идти пешком. Колеса скрипели, повозка трещала и тряслась, у Даниель даже зубы стучали и разболелась голова. Оказалось, на дороге полно кочек и ухабов, и Даниель иногда боялась, что вот-вот вывалится из фургона. Поэтому-то она и не скрывала своей радости, когда фургон остановился на привал и в него влезла улыбающаяся Молли с букетом полевых цветов в руке и плиткой восхитительного горького шоколада в кармане.
– Милая моя контрабандистка! – усмехнулась Даниель и протянула Молли половину шоколадки.
Молли отрицательно покачала головой.
– Нет, спасибо. И не соблазняйте. Это для вас. Вам необходимо подкрепиться.
Даниель удивленно вскинула брови.
