– Никаких возражений, – строго объявил Коди и улыбнулся.
Даниель была благодарна ему за поддержку. Как все просто: девочки послушно разошлись, быстро угомонились… Скотт никогда не становился на ее сторону, когда дело касалось Линн. Он всячески старался подорвать авторитет жены перед дочерью, потому что хотел выглядеть хорошим в глазах Линн, и никогда ее не наказывал. Наверное, таким образом он компенсировал свое постоянное отсутствие. Скотт искренне полагал, что любовь дочери можно купить дорогими подарками. И хотя он отказывался выплачивать алименты, перед Линн всегда разыгрывал щедрого и великодушного отца.
– А ты пока посиди здесь и выпей вот это, – обратился Коди к Даниель и протянул ей чашку с дымящимся кофе. – Я сам прослежу, чтобы девочки легли.
Даниель промолчала. Ей было неловко, когда с ней обращались как с принцессой, но, в конце концов, это так приятно! Через десять минут гул голосов стих, и Коди вернулся к Даниель, которая, щурясь, наблюдала за угасающим костром. Он не мог оторвать от нее глаз: медные блики огня плясали на ее волосах, глаза светились словно звезды. В этой женщине был некий шарм. Упрямая, гордая, страстная. Нежная, ласковая, хрупкая. У Коди не хватало слов, чтобы описать Даниель. Она была небольшого роста, а он, как правило, предпочитал высоких, длинноногих и эффектных женщин. И цвет волос Даниель ему все больше нравился. Впрочем, таких не называют красивыми. Хорошенькими, не больше.
Он подбросил в костер еще одно полено, и огонь разгорелся с новой силой. Коди много бы дал, чтобы у него было право прижать Даниель к себе и не отпускать. Но такого права она ему никогда не даст.
– Не знаю, как отблагодарить тебя, – тихо сказала Даниель.
Коди заглянул в ее аквамариновые глаза и утонул в них. Как же сильно он желал дотронуться до нее! Неодолимо! Похожее чувство он испытал, впервые взяв маленькую Молли на руки. Наверное, это был тот самый инстинкт, который заставляет самца защищать то, что принадлежит ему, до последней капли крови.
– Не стоит благодарностей, – пробормотал он, – я всего лишь помог тебе выбраться из воды. И ужин, который я приготовил, был весьма далек от совершенства.
– Для меня еще никто ничего подобного не делал.
Должно быть, она шутит. Коди не мог поверить, что эта женщина была лишена такого элементарного внимания.
– Наверное, твой муж был настоящим чудовищем, – сказал он, пытаясь представить себе глупца, обидевшего такую женщину. – Каким он был? – внезапно полюбопытствовал Коди.
Даниель была озадачена этим вопросом. До сих пор Коди никогда не интересовался ее личной жизнью. Она была не из тех брошенных женщин, которые ругают своих бывших мужей в присутствии детей, а кроме как с Линн, ей не с кем было поделиться своей болью. Поэтому неудивительно, что захотелось вдруг выговориться, пусть даже перед малознакомым мужчиной. Благодаря Коди она снова почувствовала себя женщиной.
– На самом деле ты мне слегка его напоминаешь, – после некоторого раздумья ответила она. – Он был очень красивым и самоуверенным. И ужасным ловеласом.
Коди вспыхнул.
– Подожди секунду, – возразил он, – неужели ты думаешь, я целую всех женщин, которых встречаю?
– А разве это не так?
– Нет, не так!
«Хорошо, что девочки уже спят», – порадовалась Даниель и опустила голову. Коди придвинулся ближе и коснулся рукой ее щеки.
– Я целую далеко не всех, – заметил он, взглянув на ее губы.
Даниель задрожала от его прикосновения, и через секунду их губы слились в страстном поцелуе. На этот раз поцелуй был долгим, очень долгим. Коди целовал Даниель жадно и в то же время нежно, распаляя ее, пробуждая женские инстинкты. Его руки ласкали ее тело, гладили шею, грудь… его прикосновения жгли, как раскаленное железо. Даниель тихо застонала. В первый раз, когда поцеловал ее, он хотел показать зарвавшейся «дамочке из Беверли-Хиллз», что такое грубый и неотесанный ковбой. А теперь был нежен и нетороплив. Он уже давно никого не целовал так бережно, никого не желал так страстно, никого не любил так трепетно. Коди все целовал, целовал Даниель и не мог насытиться.
– Кроме того, что он был законченным идиотом, чем еще отличался твой бывший? – спросил Коди, наконец оторвавшись от ее губ.
– Он был подлецом и мерзавцем. Поэтому я с ним развелась.
В ее голосе прозвучало отчаяние, словно она стыдилась своего прошлого и была виновата в том, как с ней обошелся ее муж. Наверное, свое неудачное замужество она считает ужасной ошибкой и собирается за нее расплачиваться всю жизнь.
– С другой стороны, – продолжала она, глядя на Коди своими большими, наивными глазами, – Скотт совсем на тебя не похож. Ты честный, иначе девочки не доверяли бы тебе. Дети отлично чувствуют, когда кто-то лжет или обманывает. Знаешь, ради тебя они пойдут на что угодно.
Она еще долго говорила о своих обидах, о нем, о девочках, словно наконец сняла с себя обет молчания. Коди не решился вставить ни слова. Ему очень хотелось раскрыть Даниель свою тайну, но он только молчал и слушал. Лучше бы она помалкивала о его честности. Подходящий момент был упущен. Как же теперь объяснить женщине, сводившей его с ума, что он не тот, за кого себя выдает, хотя это не ложь, не обман, а, если угодно, камуфляж, игра в прятки, псевдоним, в конце концов?
Коди чувствовал, что совесть его неспокойна. А почему, собственно? Почему он должен быть откровенным с ней? Потому что она ему нравится? Ерунда! Он не обязан ничего ей говорить. Во-первых, незачем ее разочаровывать: она ненавидит, лицемерие и ложь; во-вторых, он просто не готов к саморазоблачению. По крайней мере сейчас его воспринимают таким, какой он есть. Несмотря на славу, он так и остался ковбоем с гитарой, сочиняющим трогательные песенки, сюжеты которых ему подсказывает сама жизнь. Впервые за долгие годы он снова ощущал себя живым и полным сил. Хотя уже был не в силах слушать о том, какой он хороший. Он кашлянул и перебил ее рассказ о том, как он нравится Линн:
