творилось в его душе… Он рисковал жизнью, чтобы произвести на нее впечатление, а она даже на него не взглянула. Хорошо, она не хочет с ним разговаривать. Чувствует себя обманутой и преданной, он понимает. Но ведь и он сердился на нее из-за Молли. Наверное, сейчас они оба не в состоянии трезво оценивать ситуацию. Им нужно время, чтобы остыть. Жгучая обида должна утихнуть, и тогда он обязательно поговорит с Даниель.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Свернувшись калачиком, Даниель лежала в своем спальном мешке. Утро выдалось холодное. У нее сильно болела голова, ее тошнило. Она подумала о том, что, наверное, таким бывает похмелье, только она пьяна не от виски. Ложь. Как она ненавидит ложь! За всю ночь она ни на секунду не сомкнула глаз. Никогда не забудет выражение лица Коди в тот момент, когда Молли выехала на арену верхом на Конфетке. Должно быть, в то мгновение он заново пережил смерть жены. Ну вот, она снова его жалеет, а ведь он лгал ей все это время. Зачем? Бесшумно подошла Молли. В этот день девочка играла роль миротворца. Она предложила помочь Даниель с завтраком. И хотя ни о чем не спрашивала, было видно, что у нее на языке вертится миллион вопросов.
– Я пообещала папе, что никому не скажу, кто он на самом деле, – наконец проговорила она.
– К чему такая таинственность?
– Он много работает, очень много, а репортеры так нас донимают, что, даже когда у него появляется свободная минутка, нам не удается побыть вместе. Вот бабушка и предложила нам отправиться в это путешествие. Мы так редко бываем вдвоем вдали от всей этой суеты…
Даниель не знала, что сказать. Молли продолжала:
– Он ненавидит то, как люди начинают вести себя, когда узнают, что он звезда, особенно женщины. Папа называет их «золотоискательницами». Даниель, послушайте меня, он не хотел вас обидеть. Коди… – она запнулась. – И я тоже не хотела.
Молли так искренне попросила прощения, что Даниель растаяла. Наверняка бедняжке тоже досталось от отца. Каждый из них троих усвоил свой урок.
– Неважно, по какой причине, – тихо сказала Даниель, – ложь всегда причиняет боль. Ты знаешь, как трудно верить тому, кто не сдерживает обещаний? Спроси у Линн. Я не понимаю, почему твой отец лгал мне, но по крайней мере он никогда не давал мне обещаний, которых не мог выполнить. Вот и все, что я могу сказать по этому поводу.
Молли виновато опустила глаза. А Даниель вдруг подумала, что сама только что покривила душой, заявив, что Коди ничего ей не обещал. Поцелуи – тоже обещания, и ей отчаянно хотелось верить, что эти обещания не были пустыми. Она ласково посмотрела на сникшую Молли.
– У тебя замечательный отец, Молли, и ему было очень тяжело видеть тебя на лошади – ты должна была предупредить его.
– Я знаю, – прошептала девочка.
– Ну а что касается моих чувств… Ты понимаешь, твой папа считает, что мы с тобой сговорились.
– Я ему сказала, что это не так. Утром первым делом все ему объяснила. Извините, Даниель…
Даниель больше не могла сопротивляться. Солнце светило так ярко, а глаза Молли были так грустны…
– Давай забудем об этом, – сказала Даниель и распахнула объятия.
Молли немедленно бросилась к ней и дала волю слезам. Как же эта девочка истосковалась по теплу и пониманию… Разве можно на нее обижаться? Бедняжка хотела доказать, что она уже взрослая, а вышло все наоборот.
Приготовив завтрак, Даниель почувствовала себя гораздо лучше. Жизнь уже не казалась такой беспросветной. Завтракали молча. После завтрака Коди подошел к Даниель и предложил ей прогуляться. Молли и Линн, чувствуя себя без вины виноватыми, вызвались помыть посуду.
Коди и Даниель шли молча, и лишь когда фургоны остались далеко позади и никто не мог их услышать, Коди неловко кашлянул.
– Молли сказала, что обманула тебя. Извини, что поспешил и несправедливо тебя обидел. И еще мне очень жаль, что ты узнала о моей профессии не от меня. Непростительно было скрывать от тебя правду. Бог свидетель, я пытался тебе все рассказать, но каждый раз что-то мешало, что-то меня останавливало…
Лицо Даниель оставалось непроницаемым.
– Я не жду, что ты простишь, но хочу, чтобы ты знала, что с тобой мне было необыкновенно хорошо… Я боялся, что твое отношение ко мне изменится, если я во всем тебе признаюсь. Наверное, просто опасался, что тому чувству, что вспыхнуло между нами, придет конец.
– Как ты смеешь продолжать лгать мне? Ты думаешь, я ничего не понимаю? – внезапно взорвалась Даниель. – Как ты мог? Я влюбилась в тебя как школьница, а ты даже не сказал мне своего настоящего имени! Как ты посмел рисковать своей никчемной жизнью прямо у меня на глазах, когда я даже не успела сказать тебе, как сильно тебя люблю! – Она ударила кулаком ему в грудь.
Коди был обескуражен. Кажется, она только что призналась ему в любви, но зачем же так кричать? Он поймал ее руку.
– Ты уже достаточно меня наказала, женщина.
Он резко притянул ее к себе, и их губы сомкнулись. Нежность растворилась в страсти, осталась только страсть, жажда обладания. Даниель попыталась сопротивляться, но это было бесполезно. Ее руки обвили его шею, его поцелуй был так сладок, что она забыла обо всем на свете. Сердце билось все сильней, поцелуи становился все неистовей… Она была права: поцелуи тоже в своем роде обещания.
– Я люблю тебя, Даниель.
Ее голова кружилась. Коди только что произнес три самых дорогих для нее слова.
– У тебя странный способ выражения чувств, – заметила она. – Признайся, ты ведь собирался уехать,
