Москве где придется, переезжая с квартиры на квартиру. Когда давали адрес, по которому попросили прислать фотографии, с трудом определились, где будут через две недели (фотографировались все вместе и поодиночке, с азартом, говоря, чтобы напечатали побольше, так как постоянно дерутся из-за фотографий). Мельком вопрос: 'Вы кумиры? Вы купаетесь в славе?' — 'Нет, это слишком преходяще'.
Потом они ушли на концерт, на забрызганную светом сцену, в крики поклонников и в свой надрыв. Перед выходом шепотом решили, что через каждый три песни будут отдыхать под предлогом настройки гитар. И два часа ОБОРОНА работала на износ.
Егор двигался по сцене пластично и угловато одновременно. Действие как будто происходило в странном квадратном мире с порванными голосовыми связками, среди разбитого быта и ущербного мироощущения. Тексты песен приводить неуместно — не выдержит никакая бумага.
После двух часов концерта, едва переведя дух, запели в гримерной «Варяга» и 'На Сопках Манчжурии'. Появился шанс продолжить интервью, на этот раз и с Егором Летовым.
Е.Л.: — Жизнь — это преодоление постоянного дискомфорта, это поле, на котором каждый обязан прийти через определенное испытание. Я называю это войной. В этой войне я лейтенант. Наверное, есть более высокие духовные силы, как солнышко или как ветер, они велят, куда надо идти и за что воевать.
N: — Не страшно все время воевать?
Е.Л.: — Если мы взяли в руки гитары, то мы уже начали воевать. Тысячу раз прав Владимир Маяковский с приравненным к штыку пером. Янка не выдержала боли, Башлачев тоже. Мне не остается просто ничего другого, особенно после октября 1993 года, когда на моих глазах умирали люди.
N: — В августе 1991 года тоже умирали…
Е.Л.: — Трое пьяных под танками? Ну и за что они воевали?
N: — За свободу своей Родины.
Е.Л.: — Для меня свободная Родина — это Родина, свободная от той политики иностранного капитала, которая господствует сейчас. Если хотите, я славянофил, но для меня не является определяющим фактором национальность человека.
N: — Чем-то похоже на идеи Жириновского.
Е.Л.: — Я не имею к Жириновскому никакого отношения. Он ставленник нынешнего политического строя, выполняющий определенную функцию. Он очень выгодный и удобный провокатор.
У каждого музыканта, как у любого человека, есть свой взгляд на вещи, в том числе и на политику. Мои взгляды близки к взглядам Лимонова (кстати, он собирался приехать с нами в Ростов, но в последний момент не смог), к взглядам ультра коммунистической партии. Я коммунист по убеждению и свято верю в идею Свободы, Братства и Равенства. Среди защитников Белого дома я видел умных, добрых, порядочных и веселых людей, который, заранее оплатив свои похороны, шли защищать Родину.
N: — И вы не считаете это фанатизмом?
Е.Л.: — Защита Родины — фанатизм? Это же не ислам. Там были разные люди — от детей до стариков. Анархисты и панки с флагами, а рядом стоял и курил, смеясь, православный священник.
Если бы у меня был сын, я тоже отправил бы его на эту войну. Потому что каждый, пришедший в эту жизни, обязан воевать.
N: — Неужели вы настолько не любите мир, в котором живете?
Е.Л.: — Я живу в этом мире, следовательно, я его люблю. Последние годы я ставил опыты с ЛСД, я лучше стал понимать мир, я видел больше сторон бытия, но любовь не прошла, и я буду воевать, чтобы сделать мир лучше.
N: — За вами идут не всегда зрелые люди, и естественно возникает вопрос о подмене идеи.
Е.Л.: — Это наша беда. Дело в том, что когда мы начинали эту войну, мы боролись против брежневского строя, который, по существу, не являлся коммунистическим. Мы осознавали те реалии, за которые боремся. Некоторым выгодно было использовать эту идею в извращенном виде, другие просто ее не поняли. Но я всегда знал, куда и зачем иду. А значит, несу ответственность за тех, кто идет за мной.
N: — Раньше тусовка российских рокеров была чем-то единым и неделимым. Теперь все по-другому. Почему?
Е.Л.: — Да нет, они-то сейчас вместе. ДДТ, АЛИСА и другие слились в одну обойму с ЛЮБЭ, Аленой Алиной… Просто я не хочу быть рядом с ними. Я прекрасно помню и никогда не забуду, как Шевчук пел в том черном октябре для омоновцев, а потом размахивал резиновой дубинкой в телекамеры.
N: — Когда-то случится так, что вас не станет. Что и кому вы завещаете?
Е.Л.: — Кому — не знаю. Безусловно, найдется кто-то, кто займет мое место. Что? Не врать, прежде всего, и не бояться. Для этого все время надо ходить по краю этого мира — когда человек уже заглянул туда, то ему не важны материальные блага, он не может врать и, словно заглянув себе в глаза, как никогда ясно понимает, есть ли ему за что умирать или нет. Это главный вопрос, который должен волновать человека.
N: — Что будет, когда окончится ваша война?
Е.Л.: — Начнется другая. И так бесконечно.
ПРЫГ-СКОК… КУДА?
Времена меняются.
Вы помните? Егор Летов, несгибаемый борец с совковой системой, главный «политик» в русском роке, первый и крутейший панк, а главное — чуть ли не единственный «непродавшийся» рокер… Помните, как он избегал любого мало-мальски «засвеченного» концерта, категорически не давал интервью
