Николь сидела, боясь шелохнуться. Да они оба сумасшедшие. Они убили мужа Синтии. Точнее, это сделала она, а отец был ее сообщником. И они, кажется, гордятся тем, что совершили. Но зачем?! Этого Николь не могла понять.
«Допустим, Синтии удалось выдать смерть мужа за самоубийство, — мысленно рассуждала Николь, — но, если так, почему они не воспользовались плодами преступления? Ведь после этого Синтия и отец расстались. Он уехал в Нью-Йорк, а она в Шотландию, в свой дом на побережье. Об этом писали все газеты».
Эго было совершенно нелогичным. Так тщательно обдумать убийство мужа ради соединения с любовником, осуществить свой замысел, а потом уехать и все бросить.
Скорее всего, решила Николь, совесть взяла верх у ее мягкотелого папаши. Он переоценил свои душевные силы, думая, что сможет жить дальше как ни в чем не бывало. Но не смог и бросил Синтию. Это на отца похоже. Он всегда казался Николь бесхарактерным и чересчур щепетильным. Бедная Синтия! Знал бы ее сын, кого следует во всем винить. Причины ее поступка оставались неясными. Синтия была очень богата, вряд ли ей следовало опасаться раздела имущества при разводе. Опека над сыном? Это более убедительно. Николь постепенно склонилась к этому выводу. При разводе всплыла бы ее связь с уважаемым отцом семейства, Синтия могла бы лишиться сына, если бы суд передал права на ребенка ее мужу под предлогом аморальности матери. Такие случаи бывали, невзирая на имя и состояние родителей. А если муж Синтии угрожал ей именно этим, неудивительно, что она потеряла голову. А Фрэнк Грэхем мог добиться своего благодаря своим влиятельным родственным связям. Его дядя был губернатором штата, а это многого стоит.
Теперь Николь искала подтверждения своей догадке в каждом новом прочитанном слове. И все больше укреплялась в своем мнении. Ей стало казаться, что каждая строчка просто кричит о содеянном. Стал понятен и истеричный тон ее посланий, постоянные самобичевания и оправдания, страстность, с какой Синтия отмежевывается от возможных обвинений, и исступленные клятвы в любви. Понятно, что отец не мог всего этого вынести и решил отгородиться от людей, воспоминаний и скрыться в одиночку. У них обоих сдали нервы.
Происшедшее уже не казалось Николь столь непостижимым. Если принять эту гипотезу, все вставало на свои места и было довольно логичным. Конечно, отец сжег бы ее письма, не находись он в то время в таком подавленном состоянии. Такая недопустимая небрежность вполне вяжется с его характером. Он всегда был рассеянным и витал в облаках. Николь вообще удивлялась, как ему удавалось столь успешно возглавлять крупнейшую юридическую фирму.
Николь настолько выбили из колеи эти мысли, что она даже пожалела о том, что нашла письма Синтии. Невольно она пришла к выводу, что знакомство с чужими секретами отнюдь не безобидное занятие, грозящее собственному душевному равновесию. Но остановиться Николь уже не могла.
Николь вздохнула. Отцу все-таки удалось отделаться от этой дамы. Николь была слишком мала, когда это случилось, чтобы судить о поступках взрослых. В детстве Николь больно ранило предпочтение, которое отец отдавал Айрин, и она злилась на него, хотя это более чем компенсировалось обожанием матери, весьма равнодушной к младшей дочери. Симпатии распределялись в их семье равномерно, и никто не чувствовал себя особо обделенным.
Взглянув на фотографию родителей во время медового месяца, который они провели в Ницце, Николь нашла, что ее отец очень привлекательный мужчина. Раньше она не задумывалась о его внешности, воспринимая отца сквозь призму его бесхарактерности, считая бесцветным. Но, безусловно, он мог понравиться любой женщине. Высокий, прекрасно сложенный, с пышными золотисто-каштановыми волосами, открытым умным лбом, красивым задумчивым лицом, освещенным большими карими глазами, излучающий какое-то особое обаяние.
Подумать только, этот красивый мягкий человек — соучастник убийства. Внезапно Николь похолодела при мысли, что Дональд, возможно, знает о том, что убийцей Фрэнка Грэхема была его мать. И о том, что ее любовник был с ней заодно…
Нет, если бы у него была хотя бы тень подозрения, он сразу обратился бы в полицию. Зная Дональда, в этом можно не сомневаться. Уж он-то не стал бы молчать, покрывая ненавистного человека и мать, которую презирает. А что, если он решил сам отомстить за смерть отца их семье?
Николь вдруг вспомнила изменившееся выражение лица Дональда, когда она только упомянула об отце вчера. Была в нем боль, но и злость тоже, разрывавшая его на части, которую Дональд долго скрывал. А что, если он хочет заставить страдать и ее, и Айрин, избрав такой изощренный способ мести. Может быть, он играет их чувствами, желая поссорить сестер между собой и сделать их врагами, разрушив ту дружбу, которая связывала их с тех пор, как уехал отец.
Она никогда не знала, чего от него ожидать. Дональд был непредсказуем. Николь стало страшно. Все вчерашние маневры, направленные на то, чтобы разлучить Дональда и Айрин, показались смешными и жалкими по сравнению с его замыслами. Николь ясно увидела теперь, что она не знает Дональда и в сущности не любит. Но Айрин до сих пор ничего не подозревает. Надо наконец раскрыть ей глаза на правду.
Телефон не отвечал. Наверно, он еще на работе. Айрин всегда казалось странным, что отец выбрал именно Нью-Йорк. Он не любил этот город, считая его шумным и грязным. А скопления машин и толпы людей действовали ему на нервы. Отец часто говорил, что Нью-Йорк, как никакой другой город, обостряет чувство одиночества. Может быть, он хочет наказать себя? Это на него похоже. Но отец и так отказался от всего, что ему дорого. От нее самой, от любимой женщины…
Когда Айрин видела его пять лет назад, приехав на каникулы, отец не казался сломленным. Его вообще невозможно сломить. Только Айрин знала, что скрывается за внешней мягкостью отца. Он мог вынести все что угодно, спокойно улыбаясь, когда сердце его изнемогало от боли.
Несмотря на скандал, отцу удалось восстановить свою репутацию, а три года назад он даже был избран окружным судьей. Свою долю и акции в адвокатской фирме отец продал и положил на имя каждой из дочерей два миллиона долларов, которые они должны были получить по достижении совершеннолетия. В последний раз отец звонил Айрин в день ее рождения полгода назад. Она подозревала, что мать против того, чтобы они общались. Наверняка она попросила отца прекратить контакты с дочерьми, считая, что это может их травмировать. Но ведь они давно выросли. Айрин так скучала по отцу, а он даже не пытался встретиться с ней. На какой-то миг она почувствовала острую обиду, но тут же одернула себя.
Айрин снова набрала номер. На этот раз удачно, отец подошел к телефону.
— Папа?.. Это я.
— Айрин?! — У него был растерянный, но такой радостный голос, что она почувствовала, что сейчас заплачет.
— Папа, мне так нужно с тобой поговорить.
— Конечно, милая. Мне тоже нужно многое тебе сказать. Как у тебя дела?
— Нормально. А у тебя?
— Все так же. Ты звонишь из дома?
— Да. Николь передает тебе привет, — солгала Айрин. — Папа, что ты скажешь, если я на днях
