странно, что нигде нет ни одной даты. Но это объясняет отсутствие обращений. Ведь женщина, писавшая их, ни разу не обратилась к любовнику по имени и нигде не подписалась своим. На дневник это похоже больше. Айрин все больше укреплялась в мысли, что их автор — психически больной человек. А что если болезнь и является причиной исчезновения Синтии со сцены и экрана? Отец обнаружил ее дневник, понял, что она совершила в припадке умопомрачения, и решил его спрятать. Возможно, Синтия находится в психиатрической клинике и в этом причина того, что они так и не сошлись с отцом? Опять не получается. Ведь дневник в какой-то степени улика, не проще ли было бы сжечь его? Зачем прятать, да еще и оставлять на чердаке в собственном доме? Это нелогично. Но такая версия, даже и с некоторыми пробелами, больше соответствует характеру ее отца. Айрин решила окончательно все выяснить в разговоре с отцом, который состоится очень скоро.
Одно письмо показалось ей более странным, чем другие.
Айрин стало не по себе, как будто, несмотря на то, что она сидела в своей комнате, липкая паутина прошлого опутывает ее. Она не могла больше выдержать и снова набрала номер нью-йоркской квартиры отца. Она помнила, какое действие оказывает его успокаивающий голос — прямо бальзам надушу.
— Извини, что так поздно, папа. Можно кое-что спросить?
— Все что угодно, девочка, — немного озадаченно произнес Дэниел Лоу.
— Скажи, тебе никогда не казалось, что Синтия Грэхем больна… психически? — Айрин боялась обидеть отца этим своим вопросом.
— Нет, дорогая, что ты! Ничего подобного.
Удивление его было настолько неподдельным, что Айрин даже засмеялась.
— Ты прав, по-моему, это абсурд, — сказала она с облегчением.
— Очень странно… Как тебе это пришло в голову, дочка?
— Видишь ли… тут нашлись кое-какие ее письма… Ты не забрал их с собой и… — Айрин запнулась, вдруг устыдившись того, что они с сестрой читали чужие письма и строили нелепые гипотезы.
— О чем ты говоришь? — Дэниел Лоу был изумлен.
— Папа… разве она не писала тебе?
— Нет… никогда. Послушай, Айрин, я все тебе объясню по приезде, и ты поймешь, что одно это твое предположение абсурдно. Все совсем не так, как ты сейчас думаешь.
— Значит, это не ее письма? Они без подписи, и я подумала…
— Должно быть, какая-то ошибка, — прервал ее отец. — Может, сыну Джинни писала какая-то девушка?
«А почему бы и нет?» — успокоилась Айрин. Николь это в голову не пришло, но это очень вероятно. Джинни все время что-то прятала на чердаке. Конечно! Так оно и есть.
— Джинни часто говорила, что у Бена было много подружек, — сказала она. — Это не совсем удобно, но я спрошу у нее.
Они поговорили еще пару минут и договорились, что Айрин приедет через два дня. Повесив трубку, она почувствовала себя гораздо лучше.
Теперь эта история показалась Айрин комичной. Они с Николь вообразили невесть что, раздули все до кровавой мелодрамы с убийством. А скорее всего какая-то ненормальная по уши влюбилась в сына Джинни. Наверно, он сохранил эти дурацкие письма смеха ради.
Айрин успокоилась настолько, что быстро уснула. Она увидела странный сон, хотя обычно спала крепко, без сновидений.
Кто-то звал ее на помощь. Айрин металась по дому, саду, улицам и слышала крик: «Помоги мне!» Она не могла найти того, кто звал ее. Странный гулкий голос. Он звучал всюду, но кому он принадлежал, Айрин этого не знала. И проснулась она с таким чувством, как будто она уже поняла что-то очень важное, но не успела осознать.
Спустившись вниз, Айрин увидела Джинни, разговаривающую по телефону с садовником.
Через несколько секунд старая негритянка повесила трубку и улыбнулась Айрин.
— Что будешь завтракать, дорогая?
— Джинни, могу я сначала с тобой поговорить? — спросила Айрин.
Они присели на диван.
— Ты хорошо спала? — встревоженно поинтересовалась Джинни.
— Более или менее. — Айрин вспомнила свой сон и внутренне напряглась.
— Тебе, наверное, тяжело вспоминать, но могу я кое-что спросить о твоем сыне? Ты рассказывала, что Бену звонила девушка?
— И не одна, — улыбнулась Джинни. — Давно это было, но я их всех помню.
— Извини, но ты не могла бы рассказать мне о них? Поверь, я спрашиваю не из пустого любопытства.
— А хоть бы и так? Он любил тебя. — Негритянка излучала добродушие.
— Но не так, как мою сестру.
— Да. — Джинни снова улыбнулась. — Николь побаивалась Бена из-за его огромного роста. А он был таким безобидным, все для нее был готов сделать.
— У него была невеста? — Айрин не терпелось узнать все как можно скорее.
— Да, Бен обручился с одной девицей. Мне она не нравилась, но что делать… До нее было несколько, но все несерьезно.
— Скажи… а он переписывался с кем-нибудь из них?
— Собирался переписываться с Этель, своей невестой, но так и не успел…
— Прости меня… я не буду больше спрашивать.
Джинни всплакнула и обняла Айрин.
— А до этого… до того, как он уехал… ему никто не писал? — Айрин решила все выяснить наверняка.
— Нет, точно могу сказать, никто.
Джинни вытерла слезы и тяжело вздохнула.
— Джинни, ты ничего не находила на чердаке?
— Где? Нет, милая, не помню. Да и нет там ничего хорошего. Шкатулка старая валялась, но куда-то делась… Наверно, я сама ее выбросила и забыла, а что?
— Да нет… ничего.
Ясно, что письма не имеют никакого отношения к Джинни и Бену. Отец отрицает свою причастность. Но тогда кто мог их написать… и кому?
Она и в мыслях не допускала, что отец может ей солгать. Он ее не обманывал, даже когда она была совсем маленькой. Айрин было всего четыре года, когда умерла от пневмонии ее бабушка. Отец очень любил свою мать, хотя она не одобряла его брак, это Айрин даже спустя столько лет смутно помнила. Когда родители изредка ссорились, Бэрил любила восклицать: «Это твоя мать настраивает тебя против меня! Она меня не выносит».
Айрин бабушка обожала. Когда бабушка умерла, отец очень осторожно, но сказал ей правду. Он не побоялся, как говорила Бэрил, травмировать маленького ребенка.
— Ей было больно? — спросила она тогда.
— Не знаю… может быть, но все это так неважно. Она просто уснула. Бабушка устала. Все люди устают и рано или поздно должны уйти на покой. Усталость накапливается, и сил становится меньше и
