встанет на свои места», а она: «Нет, для меня все кончено!» Я вам скажу то, что думаю, хотя Дональду, возможно, будет очень больно.
— Обо мне не беспокойся, — глухо уронил он, — мне уже не двенадцать лет.
— Я тебя очень люблю, Дональд, и знаю, каким кошмаром для ребенка, да еще для такого чувствительного и ранимого, как ты, должно быть случившееся. Синтии пришлось нелегко, но мы обе понимали, что тебе тяжелее. Знай, что она никогда на тебя не обижалась, ни капли. Она только очень переживала за тебя. С тех пор, как это случилось с Фрэнком, она только о тебе и думает, ты для нее все. Мы надеялись, что ты со временем поймешь, как она тебя любит, и придешь к ней. Синтия готова себя убить, если тебе от этого станет легче. Твое отношение к ней после случившегося для нее хуже смертной казни, Дональд. — Гейл произнесла этот монолог очень тихо и так проникновенно, что Айрин смахнула невольную слезу, а Дональд закрыл лицо руками и замер на месте.
Поняв состояние Дональда, а также неловкость ситуации, Айрин решила взять нить разговора в свои руки.
— Скажите, Гейл, как вы оцениваете то, что тогда произошло? — спросила она.
— Это была просто нелепость, от начала и до конца. Синтия не изменяла Фрэнку, она не такой человек… Она ненавидит ложь больше всего на свете.
— Как же объяснить то, что их застали вместе?
— Понятия не имею. У нас была назначена встреча, но кто-то перезвонил Синтии и изменил время и адрес от моего имени. Кто-то странно подшутил.
— Так это не вы ей звонили? — изумилась Айрин.
Дональд поднял на тетю полные страдания глаза.
— К этому я и веду, — продолжала Гейл, — никаких доказательств нет, но я уверена, что все это было подстроено.
— Но зачем?! — ахнула Айрин.
— У Синтии были враги… завистливые стервы из Голливуда… Многие ее ненавидели. Синтия не согласна со мной, но я уверена, что этот подстроенный скандал — дело рук одной из них. Все они такие ничтожные, им и в голову не пришло задуматься, что здесь замешаны и интересы ребенка, который ни в чем не виноват.
— Вы считаете, что все было именно так? — спросила Айрин. Ни она, ни Дональд ничего подобного не предполагали и совершенно растерялись от выдвинутой Гейл новой версии.
— Я уже говорила, что ничего не могу доказать и никого конкретно не подозреваю. Это лишь мое предположение. Знай я, кто это, оторвала бы голову этой стерве, — возмущенно фыркнула Гейл.
— А как вы объясните самоубийство Фрэнка Грэхема?
— Это как раз то, что меня сбивает с толку. Не понимаю. На Фрэнка это совсем не похоже.
— Значит, у вас нет никаких предположений о причине его самоубийства?
— Не знаю… возможно, скандал повлиял на его карьеру… Он рассчитывал получить главную роль в вечернем сериале… Для него это была последняя надежда прославиться. Может быть, в этом дело.
— Скажите, а вы никогда не предполагали, что это убийство? — спросила Айрин после глубокой паузы.
— Убийство? Не думаю. Кому было нужно убивать Фрэнка? Правда, полицейский эксперт сказал, что пистолет не мог сам таким образом выстрелить в его руках. Я не могу представить, что кому-то понадобилось убивать беднягу, разве что сумасшедшему. Да и полиция ничего такого не обнаружила, а уж они бы нашли, можете мне поверить. Нет, самоубийство Фрэнка сомнений не вызывает, разве что его причина неясна. Скорее всего тут дело в карьере.
— Вы его не очень любили? — спросила Айрин.
— О Фрэнке вам лучше поговорить с моей сестрой, — ответила она, — не мое это дело. А я Синтию предупреждала, когда она выходила за него замуж, что ничего из этого не выйдет. Пустая затея. Более неподходящей пары и представить нельзя. Жаль, что ваш отец не встретился ей раньше. Вот он как раз для нее.
Гейл улыбнулась Айрин.
— Я рада, что мы познакомились.
Айрин заверила ее в том же и поняла, что больше Гейл добавить нечего. О Фрэнке Грэхеме ей говорить не хотелось. Айрин оценила ее такт и, протянув ей руку на прощание, искренне поблагодарила.
На пороге Гейл окликнула Дональда.
— Как я понимаю, вы встретитесь с Синтией. Могу я позвонить и предупредить, чтобы она ждала тебя? Мне так хочется ее обрадовать… хоть немного.
Дональд едва заметно кивнул и вышел вслед за Айрин. Они медленно шли по тротуару, не говоря ни слова. Айрин понимала состояние Дональда и боялась начать разговор. Внезапно Дональд остановился и прошептал:
— Я больше не могу… я сойду с ума.
И прежде чем Айрин опомнилась, он повернулся и быстро исчез за углом. Айрин хотела побежать за ним, но передумала. Она поняла, что ему нужно побыть одному, и направилась в отель. Айрин очень устала и мечтала об одном — скорее уснуть.
Дональд брел по улицам ночного города куда глаза глядят. Он хотел зайти в ближайший бар и напиться, но впервые чувствовал, что это не поможет. Дональду часто бывало плохо, просто невыносимо тяжело, но он держался. Сейчас было что-то иное, как будто какая-то струна в нем вдруг лопнула. Он ухватился много лет назад за свою ненависть, как за спасательный круг, чтобы не утонуть в бездне отчаяния и страха. И понял это сейчас со всей отчетливостью. Он увидел как бы со стороны двенадцатилетнего мальчика, отпустившего свой круг и глядящего, как он уплывает по волнам все дальше и дальше. Мальчик хотел догнать его и вновь почувствовать себя уверенно, но не мог. Внутри была только ноющая пустота.
Дональд миновал Пятую авеню и свернул налево. Он не понимал, где находится и что делает. Наконец Дональд наткнулся на какой-то полупустой бар. Он заказал мартини и сел за столик у окна.
Тоненькая вялая блондинка в зеленом с блестками облегающем платье с глубоким вырезом вышла на небольшую сцену и затянула слезливую медленную песню под аккомпанемент рояля. Дональд отвернулся. Певичка действовала ему на нервы, как, впрочем, и другим посетителям, на лицах которых появилось выражение брезгливой скуки.
— Говорил я тебе, мне нужна девочка с огоньком, — ворчал хозяин бара, — а твоя сестра годится только для панихиды. Эта размазня разгонит всех моих клиентов.
— Она обещала покончить с порошком, босс, — уверял бармен. — Как понюхает, всегда такая. Завтра все будет о’кей.
Эта перепалка в двух шагах от Дональда внезапно насмешила его. Тем временем певица, жеманно сощурив накладные ресницы, спустилась вниз, тут же споткнулась и свалилась на пол. Парик отлетел в сторону и угодил на ближайший столик. Все вокруг прыснули, уставясь на незадачливую блондинку, которая оказалась рыжей.
— Все! Моему терпению пришел конец, — зашипел хозяин бара, схватив за ворот ее брата. — Скажи этой твари, чтобы ноги ее здесь не было. Вы уволены. Оба.
Происшествие так взбудоражило зал, что посетители, большинство из которых уже были сильно навеселе, просто валялись от хохота. Когда бармен, вне себя от злости, уволок свою сестру, которая была в полуобморочном состоянии и, ничего не понимая, хлопала огромными ресницами, атмосфера стала вновь как в сонном болоте. Посетители один за другим покидали бар, и вскоре Дональд остался один с начатым бокалом мартини.
Он испытывал странное ощущение подъема, которого сам не мог объяснить. Мыслей не было, только эта легкость, словно голова превратилась в воздушный шарик. Глупый эпизод удивительным образом повлиял на него. Приступ безудержного смеха, охвативший Дональда и окружающих, вдруг словно освободил его дух от тисков, позволил ему распрямиться и наконец спокойно расслабиться, как самое эффективное лекарство. Состояние его было подобно пробуждению после миновавшего кризиса, когда боль
