опыте убедились, попасть в палату все же можно.
– К вам кто-то приходил сегодня?
– Вчера. – Не открывая глаз, Эрдель слабо усмехнулся. Эта бессильная улыбка, адресованная пустоте, ужаснула Александру. Она видела теперь яснее, чем прежде, как вымотан мужчина, как мало сил у него осталось для того, чтобы сопротивляться болезни.
– Что с вами? – шепотом спросила она. – Хотя бы это вы можете мне сказать?
Эрдель взглянул на нее лихорадочно блестящими глазами и сипло вздохнул:
– Ничего особенного, Саша. Это что-то вроде медленной смерти.
Женщина содрогнулась:
– Это не диагноз.
– А диагноза нет. И если бы даже его успели поставить, было бы слишком поздно. Мне капают витамины, антибиотики, но не знаю, какое все это оказывает действие. Воронов вообще не лечился. Он узнал, что заболел, вчера утром, когда и мне стало плохо. Такой здоровяк… И сразу конец. А я никогда не отличался крепким здоровьем, и вот, еще тяну… А Лена – женщина, борется дольше всех… С нее началось…
Помедлив, Эрдель, неотрывно глядя на собеседницу, продолжил:
– Я не хочу, чтобы кончилось вами, Саша. Повторяю – уезжайте, пока целы, не просите объяснений, не надо спорить. Поверьте на слово старому другу.
– Я не могу уехать сейчас, – тоскливо ответила она. – Я уже сказала…
– Тогда я умываю руки. Я пытался вас предупредить.
– Так не предупреждают, – возразила женщина. – Я взрослый человек, мне можно сказать больше, чем вы сказали. Можно сказать все! Полное неведение, и на его фоне такие приказы – это немыслимо.
– Я знаю не больше, чем говорю.
В палату снова вошла медсестра. На этот раз вид у нее был взбудораженный. Она скривила рот и заговорщицки произнесла, обращаясь к больному:
– Там супруга ваша. Я велела ей подождать на посту.
Александра вскочила и тут же спохватилась, что особенно бояться ей нечего. Она настолько успела войти в роль «дочери», что забыла о своем истинном отношении к Эрделю. И все же встречаться с Татьяной в роли нелегальной посетительницы ей не хотелось.
Эрдель, по всей вероятности, также не горел желанием присутствовать при этой встрече. Он сделал слабое отстраняющее движение пальцами руки:
– Идите, Саша. Все-таки помните, что я вам посоветовал.
– Что ж… – Она в нерешительности замялась на месте. – Забыть такое трудно… Но я все же не уеду.
– Тогда… – Он взглянул на медсестру, и та с готовностью заявила:
– Ну так я пойду, придержу ее там еще минутку. Но только уж не дольше.
Когда женщина удалилась, Эрдель, не сводя с Александры лихорадочного, чуть затуманенного взгляда, проговорил:
– Если решили остаться, оставайтесь. Но не берите в ближайшее время никаких картин на реставрацию и перепродажу. Слышите меня? Никаких!
Потрясенная, женщина не нашлась с ответом. Ведь то же самое, чуть ли не теми же словами, говорил ей вчера вечером Гаев! Внезапно ее осенило:
– У вас вчера был коллекционер из Риги? Вы знаете его, конечно, его все знают! Гаев!
– Неважно, кто у меня был! – срывающимся шепотом оборвал ее мужчина. – Выполняйте то, что я сказал!
– Вы о картинах с той проклятой выставки? – Теперь она решила не темнить. – Их было всего три. Икинса увезли в Питер перекупщики. Болдини и Тьеполо купил ваш друг Воронов. Они у меня. Сегодня утром мне привезла их Эрика.
– И вы… взяли?!
– Взяла, конечно, и уже начала работу. Ведь я этим живу! Оторвалась только, чтобы съездить к вам. Объясните, в чем дело? Они краденые? Поддельные? Одна или обе?
Секунду ей казалось, что Эрдель готовится сообщить нечто важное. В его взгляде метались такие молнии, что она не сомневалась – сейчас прозвучит и гром, и будут даны ответы на все вопросы. А что Эрдель знает ответы или хотя бы подозревает об истине, было очевидно. Но мужчина, поморщившись, выдохнул:
– Раз уже начали, то что ж… Теперь дела не поправишь! Я поздно узнал… Правда, может, вы нагрешили меньше нас троих, вас судьба помилует. А все же надо было бежать сразу, как я просил.
– Я не могла все бросить по одному вашему слову и бежать неизвестно отчего…
– И я не смог! – Голос Эрделя прозвучал неожиданно твердо, на миг набравшись прежней уверенной силы. – Да, Саша, труднее всего бежать от самого себя. От своих слабостей и страстей… Но я-то хоть знаю, за какие грехи расплачиваюсь, за что заплатил Воронов… А вы…
Не договорив, он сделал отстраняющий жест:
– Уходите!
И вовремя – дверь палаты приоткрылась, в щели мелькнуло покрасневшее от волнения лицо медсестры, устроившей свидание. Александра, поняв, что ждать больше невозможно, торопливо простилась и вышла. Она едва успела сделать несколько шагов и отвернуться к окну, наполовину скрывшись за выступом стены. За ее спиной в коридоре раздался торопливый стук каблуков, и с щелканьем закрылась дверь палаты. Медсестра подошла к Александре и заговорщицки сообщила:
– Еле-еле удержала ее. Сказала, процедуру проводят… Ну, пообщались хоть?
– Да, – нервно оглянувшись, ответила Александра. – Скажите, вчера вечером не вы дежурили?
– Я как раз заступила, а что?
– Кто к нему приходил? Ведь к нему приходили вечером?
– К отцу вашему? – Медсестра отчего-то пришла в замешательство. Пряча глаза, она вымученно призналась: – Да я же не стою на посту, как пришитая. Я по палатам проходила.
Все больше убеждаясь в правильности своей догадки, Александра настаивала:
– Вы не могли не увидеть! Это было поздно, уже после ухода его жены. Кто это был? Мужчина лет пятидесяти? Такой представительный, седой, похож на иностранца?
– Нет! – вырвалось у медсестры прежде, чем та успела сообразить, что проговорилась.
– Так вы его видели все-таки! – воскликнула Александра.
– Это была женщина!
Опешив в первый миг (уж очень крепко она успела убедить себя в том, что вечером к больному приходил именно Гаев), Александра быстро опомнилась:
– А что за женщина? Почему ее пропустили так поздно?
– У меня дела, – сквозь зубы бросила потерявшая терпение медсестра.
Она смотрела то на закрытую дверь палаты, где скрылась жена Эрделя, то на большие часы, висевшие напротив на стене. Как отделаться от визитерши, вцепившейся в нее, она явно не знала, зато предчувствовала, что дело может кончиться скандалом, если из палаты вдруг появится супруга больного. Во всяком случае, Александре думалось, что она легко угадывает ход ее мыслей.
– Просто опишите мне ту женщину, и я сразу уйду! – пообещала художница, так и не услышав более внятного ответа.
– Да чего ради… – буркнула медсестра.
– Я заплачу вам еще столько же, если хотите…
Внезапно переменившись в лице, медсестра пристально взглянула на нее и протяжно произнесла:
– Ой, что-то мне все это не нравится!
– Ничего хорошего, правда! – поддержала ее Александра. – Потому мне и нужно знать, кто к нему приходил.
– А мне потом – по шее?
– Я не скажу, от кого о ней узнала.
– А если суд? – шепотом спросила медсестра, опасливо косясь на дверь палаты. – А вдруг меня
