Илья поднялся и, подойдя к Маше сзади, откашлялся:
– Мне уйти или остаться?
– Уходи, конечно. – Повернувшись, она решительно взглянула мужчине в глаза. Он смотрел на нее серьезно, без своей обычной смешливости, но Маша выдержала этот взгляд.
– Потому что я бывший мент? – осведомился он.
– Мне все равно, кем ты там был… Просто хочу остаться одна. И спасибо за окно! – поспешила добавить девушка.
Отводя глаза, Илья пожал плечами и сунул в карман пачку сигарет:
– Что ж, я не навязываюсь… Только, если этот тип охотился конкретно за браслетом, учти, ему достался неполный комплект, и он может это знать. Подвеска-то у тебя! Может, еще что-то есть? Серьги, кулон? Смотри, во второй раз тебя подруга не прикроет! Она вон какая девушка здоровая, хоть уголь в шахте рубить, и то не отбилась, а ты…
– Что – я? – лукаво поинтересовалась Маша. Она сама не знала, чего ей хочется по-настоящему – чтобы он ушел или остался? В отличие от подруги, Маша не испытывала никакого предубеждения против представителей закона и даже уважала их. – А кстати, почему ты все-таки ушел из органов?
– Закрыл одно дело, – после краткой заминки ответил Илья. – Принял взятку у подследственного. А у него оказалась камера в сумке и деньги меченые. В общем, меня свои же коллеги хотели выжить, пошли на скандал. – И так как потрясенная Маша молчала, добавил: – Я мог бы тебе наврать с три короба про геройский подвиг и бандитскую пулю… Но уж очень ты девушка хорошая. – И помедлив секунду, вышел из кухни.
Маша с замиранием сердца услышала, как за ним закрывается входная дверь. «А у меня нет даже его телефона!» – с запоздалым отчаянием подумала она.
Глава 5
Вечер, который обещал быть волнующим и даже романтичным, оканчивался безобразно и нелепо. Маша раздраженно затушила тлеющий окурок в переполненной пепельнице, потом в сердцах вытряхнула ее в помойное ведро. Принялась мыть посуду, но тут же завернула кран и отряхнула мокрые руки. Она была бесконечно зла на себя за нерешительность и за то, что позволила Илье исчезнуть. «А если не вернется? Опять ждать, надеяться, зависеть… Надоело! Это в пятнадцать лет интересно гадать, позвонит мальчик после дискотеки или нет… А я устала, я так не хочу больше!»
Она прошла в ванную, собираясь принять душ, но, наткнувшись на разбросанные повсюду обрывки бинтов и окровавленную вату, испачканную зеленкой, внезапно сорвала с вешалки полотенце Андрея, швырнула его на пол и расплакалась.
– Что я вам, нанялась убирать за всеми? – сквозь слезы выдавила она, неизвестно, к кому обращаясь.
Ей было невыносимо горько и обидно, но кто ее обидел, Маша толком не понимала. Захлебываясь рыданиями, она опустилась на колени, сгребла с плиток пола мусор и выбросила его в ведро под раковиной. Подняла полотенце и прижала его к лицу, пытаясь остановить слезы. Махровая ткань пахла дорогим одеколоном. Андрей начал им душиться с подачи Зои, она выбрала ему запах по своему вкусу, и Маша напрасно пыталась намекать брату, что такой запах больше подходит банковскому служащему. Одеколон даже как будто немного пах деньгами. Девушка с отвращением скомкала полотенце и запихала его в стиральную машину.
– Ничего тут больше твоего не будет! – зло сказала она, защелкивая дверцу. – Ни белья, ни полотенец, ни одежды, ни любимой чашки! Буду жить тут одна и делать, что хочу!
«И давно пора! – мысленно поддакнула она себе, умываясь и чистя зубы. – Я Илью выставила из страха, что люди скажут… А ведь чувствую, что он хороший мужик, несмотря на все его взятки и разводы, нравится он мне, и я ему, а вот… Разыграла неприступность! Вот и жди теперь, придет он, нет?»
Она выключила воду, поставила зубную щетку в стакан и уже взяла с полочки баночку ночного крема, как вдруг едва не уронила ее в раковину. В прихожей раздался звонок в дверь – одиночный, отрывистый, будто звонивший был неуверен, правильно ли поступает.
«Вернулся!»
У нее внезапно и разом заболели все зубы и тут же прошли – настолько сильным и волнующим эхом отдался внутри этот короткий звонок. Маша панически взглянула в зеркало над раковиной и не увидела собственного лица. От сумбура нахлынувших мыслей она едва соображала, что делала. «Открыть немедленно… Уйдет! Не открывать… Так все сразу, я боюсь, я его не знаю… Открыть! Тут думать нечего, открыть!»
Опомнившись, она бросилась в прихожую и, мельком глянув в «глазок», – увиденное снова не отразилось в ее сознании – распахнула дверь.
Мужчина, который стоял на пороге, не был Ильей, и все же она его почему-то знала. Это все, что девушка успела сообразить в первую секунду, пока ее рука сама, инстинктивно прикрывала распахнутую дверь. В следующий момент ее уже душили в объятьях сильные руки, и она вдыхала знакомый древесный запах одеколона, который не изменился за столько лет разлуки.
– Папа… Папа… – беззвучно твердила она, зажмурившись и боясь поверить в случившееся. Так, с закрытыми глазами, Маша лучше узнавала отца, которого не видела тринадцать лет.
– Ты одна? – Не разжимая объятий, тот буквально внес девушку в прихожую и плечом прикрыл дверь. – Где Андрей? Почему он не с тобой?
– Ты знаешь… Она умерла… – Маша собиралась сказать «мама», но отчего-то ограничилась местоимением. Это было похоже на отстраняющий жест, и они отпустили наконец друг друга. Теперь она смогла как следует рассмотреть отца.
«Как изменился! Поправился, стал будто ростом ниже… Волосы поседели, и даже брови. И глаза усталые, веки нависли. Он был совсем не такой, когда уходил от нас!» Теперь ей казалось странным и неловким то, что она бросилась на шею этому человеку, ставшему таким другим и чужим. Справившись с волнением, девушка заговорила почти деловито:
– Андрей обещал послать тебе телеграмму или дозвониться. Я даже не спросила его, сделал он это или нет?
– Он позвонил. Мне передали… – пряча взгляд, ответил отец. – Но я находился в командировке, а когда вернулся в Питер, было поздно. Я собирался на похороны, я бы обязательно приехал, к вам, к тебе… Почему ты одна?
Этот вопрос он задал более уверенным тоном. Маша лишь пожала плечами. «Не тебе бы спрашивать, папа! Будто не знаешь, что можно бросить человека в трудную минуту!» Разумеется, вслух она ничего не сказала. Несмотря на смутные чувства, обуревавшие ее, отчетливей всего Маша ощущала радость от встречи с человеком, которого всегда помнила и не переставала втайне любить.
– Он с невестой, мы с ним поссорились, – призналась она, все еще не понимая, как ей теперь вести себя с отцом. Он тоже, казалось, смущался и старался не смотреть ей в глаза. – У него свадьба скоро… Я хотела отложить, а он… Пап, я еле тебя узнала!
Последнее восклицание вырвалось спонтанно, и оно растопило лед. Мужчина заулыбался:
– А уж тебя-то и подавно не узнать! Совсем невеста, красавица…
– Думаешь? – оживилась девушка, с бессознательным кокетством трогая прядь волос на виске. – Ну, ты не можешь быть объективен…
– Я уверен, у тебя отбою нет от поклонников! – продолжал отец заговорщицки улыбаясь. Теперь они говорили так же доверительно, как некогда, в былые времена. – Признавайся, много сердец разбила?
– Ой, папа, ни одного! – отмахнулась Маша. – Пойдем, я тебя чем-нибудь угощу… Где ты остановился?
– У друга, – ответил тот, проходя вслед за нею в кухню.
В комнаты Маша вести его не решилась. В свою потому, что там царил вечный беспорядок, в мамину – потому, что это было бы в некотором роде предательство. Окончательно воспринимать отца как своего ей мешала постоянная мысль о его новой жене. «Хотя какая уж она теперь новая! Прожил с ней почти столько же, сколько с нашей мамой!»
– Выпьешь чего-нибудь? – Девушка распахнула холодильник и гостеприимным жестом указала на полупустые бутылки и тарелки с закусками, стоявшие чуть не стопками, одна на другой.
