прежнему не отвечала. «Остается только надеяться, что она поверила мне и ждет помощи! Потому что, если человек совсем ничего не ждет в такой ситуации, у него могут возникнуть мысли о самоубийстве!»
Она пыталась взяться за какое-нибудь простое домашнее дело, чтобы отвлечься от черных мыслей, но все выпадало из рук. Елена останавливалась посреди комнаты, глядя в пространство застывшим взглядом, а спустя минуту удивленно спрашивала себя, чем собиралась заняться? Многоквартирный дом между тем постепенно наполнялся обычным вечерним шумом. Взрослые возвращались с работы, дети – из школы, слышался непрекращающийся гул лифта, хлопанье тяжелых стальных дверей, возбужденный лай собак, которых повели на прогулку хозяева. Елена особенно остро ощущала свое одиночество в пустой квартире, одиночество и страшную тоску, родившуюся из понимания того, что ее роман с Михаилом окончен.
«Разве я смогу с ним встречаться? Я слишком рано узнала о нем то, что полагается узнавать после нескольких лет совместной жизни. Оказалось, он может быть черствым, лживым, бессердечным. Сегодня все это относится к Кире, завтра коснется меня. Если бы Руслан владел даром телепатии, он бы прямо сейчас вернулся домой. Все кончено, даже толком не начавшись!»
Она сама не понимала, жалеет ли о таком исходе или радуется тому, что не успела натворить глупостей, как выразилась бы Лера. Мелькнула мысль позвонить подруге, излить душу, но рука, привычно потянувшаяся к телефону, безвольно опустилась. «Ни к чему! Она скажет, что я все правильно решила, но не поймет, по какой причине…»
Телефонный звонок, внезапно загремевший в притихшей квартире, заставил ее вздрогнуть. Она поспешила к стационарному телефону, стараясь не гадать, кто звонит. Ее нервы и так были напряжены до предела, она могла вовсе не решиться взять трубку.
Женский голос, который услышала Елена, был ей незнаком. Она удивленно подтвердила, что это тот самый номер, который педантично назвала звонившая, и замолчала, не решаясь спросить, кто говорит. Женщина тоже не торопилась, будто выжидая чего-то. Внезапно Елену осенило:
– Татьяна Семеновна?!
– Как, простите? – оторопела та.
– Вы – соседка Вадима Юрьевича? Я вам еще оставляла свой телефон!
«Мобильный, только мобильный!» – услужливо подсказала вдруг включившаяся память. Елена уже поняла, что ошиблась, когда женщина наконец заговорила.
– Я сестра Вадима Юрьевича, если уж о нем зашла речь. Мне ваш телефон дал отец Киры. А с Татьяной Семеновной я тоже, разумеется, знакома, и если вам нужно с ней связаться, могу дать ее номер…
– Нет, мне нужны вы! – воскликнула сконфуженная Елена. – Как хорошо, что вы сами позвонили! Михаил сообщил, что случилось сегодня с Кирой?
– Да, только что. – Голос женщины, в обычных обстоятельствах наверняка весьма приятный и мелодичный, звучал сдавленно. Казалось, каждое слово она извлекает из себя с трудом. – А вы, простите, кем приходитесь Кире? Миша не сумел толком объяснить, торопился.
– Я с ней случайно познакомилась только сегодня, и она мне многое рассказала о своей жизни. А вообще, я прохожу свидетелем по этому делу. Я была в квартире, когда нашли труп.
– А я только сегодня сумела выйти из больницы, – тяжело вздохнула женщина и, опомнившись, представилась: – Что ж, будем знакомы, меня зовут Наталья Павловна!
Елена тоже представилась по всей форме. Суховатая, интеллигентная манера речи собеседницы была для нее приятным сюрпризом. Кира называла тетку злобной старой девой, любительницей сплетен. У Елены четко создался образ хитрой двуличной ведьмы, мучавшей сироту, покрывавшей сексуальные поползновения своего брата… А по телефону с ней говорила пожилая воспитанная дама. «Или так обманчиво впечатление от ее голоса, или девушка кое-что преувеличила!»
– Я так рада, что кто-то, кроме меня, хочет помочь Кире, – продолжала Наталья Павловна. – На ее отца надежд немного… Уж очень у них прохладные отношения. Вы согласны со мной?
– Полностью согласна! – поддержала ее Елена. – Я могу рассчитывать только на то, что вы ее не оставите! Она сейчас в ужасном состоянии, сами понимаете!
– Да, да, – растерянно твердила женщина. – Правда, меня едва отпустили из больницы, утром было давление сто девяносто на сто десять, но я сделаю все, что смогу. Весной я всегда мучаюсь со своей гипертонией… Завтра же поеду к следователю, непременно! Только вот… Что я могу ему сказать?
– Завтра – это слишком поздно! – Елена пала духом, сообразив, что просит помощи у больного человека. – Я не могу дозвониться до Киры, не знаю, арестовали ее или нет, но у меня впечатление, что это все-таки случилось. Вы же ее единственная родственница, насколько я понимаю?
– Есть и другая родня, но в провинции, на родине Маши… Ее матери, – уточнила Наталья Павловна. – Но они все равно что чужие. За столько лет ни разу не приехали к девочке, не навестили ее.
– Значит, только вы? – настойчиво повторила Елена. – Прошу вас, позвоните следователю сейчас же, вам он должен сказать, что с Кирой! А со мной даже говорить не стал, только что к черту не послал. Понятно, я к этому делу отношения почти не имею, но вы…
– Немедленно позвоню! – воодушевилась женщина. – У вас есть его телефон? Давайте… В самом деле, нельзя терять время, у девочки такая нервная система, что может перегореть за какой-нибудь час! Я-то знаю, семь лет была ей вместо матери, и скажу вам, что эти годы не прошли для меня даром. Я и в больницах сейчас лежу из-за Киры, прости мне, Господи, эти слова! Если мы с вами встретимся, я много смогу о ней рассказать!
– Мы обязательно встретимся, но сейчас… – взмолилась Елена, и Наталья Павловна, очнувшись от воспоминаний, решительно заявила:
– Все, звоню, а потом сразу ставлю вас в известность!
Перезвонила она спустя десять минут:
– Он очень много мне сказал, этот Журбин, но главное, что ее все-таки задержали. Пока на сорок восемь часов, но, если предъявят обвинение, прокурор может потребовать содержать ее под арестом все время следствия, до суда.
– Как?! – ахнула Елена, до последней минуты не верившая в возможность такого исхода. – Да она же ни в чем не виновата! Это же ясно, она не могла такое совершить! Может, действовала целая банда, а валят все на одну девчонку! Они не имеют права!
– Имеют, – горько ответила женщина. – Я говорила следователю, что знаю Киру с детства, мне известно, на что она способна, а на что нет! Он даже согласился со мной, что для молодой девушки преступление уж слишком зверское, да и физическая сила была нужна немалая… Не для того, чтобы собственно, убить, а для того… Можно, я не буду это произносить вслух? Просто выговорить не могу!
– Значит, он сам понимает, что Кира этого сделать не могла? – упавшим голосом проговорила Елена. – И все же арестовывает ее!
– Он на прощанье этак многозначительно уточнил: «ОДНА она это сделать не могла». Одна, понимаете? То есть был сообщник.
– А нельзя ее все-таки выпустить, вы не спрашивали?
– Еще бы, даже деньги ему предлагала, – вздохнула Наталья Павловна. – Что вы! Взвился до небес, еле успокоила. Не умею я этого, взятки давать… Никогда не случалось.
– Да разве он согласился бы взять деньги в телефонном разговоре? – Женщина даже прониклась жалостью к неопытности собеседницы. Ее собственный опыт раздачи взяток был невелик и не превышал общего минимума, сводясь к отношениям с сотрудниками ДПС, врачами из районной поликлиники и учителями из школы Артема. Все это было так буднично и привычно, что даже как взятка не воспринималось, и обе стороны были согласны друг с другом еще до того, как на свет извлекалась купюра или припасенный презент. Другое дело, следователь! Да еще такой, в чьем поведении невозможно было усмотреть даже намека на возможность мзды.
– Значит, я все испортила? – задумчиво произнесла Наталья Павловна. – Что же делать? Может, завтра еще раз предложить, все равно к нему на допрос поеду?
– Боже вас упаси! – воскликнула Елена. – Ни в коем случае, я уже точно знаю, что у вас не получится! Давайте пошлем к нему Михаила, мужчины между собой лучше поладят!
– Мишу? – с сомнением выговорила та. – Не знаю, хорошо ли вы придумали?
