— Ты должна мне помогать. Я здесь совсем одна осталась, мне тяжело.
Вера чуть было опять не спросила: «А Лора?», но вовремя спохватилась. У Лоры всегда найдутся причины переложить заботу о матери на нее, Веру.
— Хорошо, но тебе придется немного подождать, — ответила она. — У меня сейчас туго с финансами, ссуду надо возвращать.
— А меня это не волнует, — отрезала Лидия Алексеевна. — Ты ж меня бросила. Все на мне — и работа, и дом. По-твоему, это красиво? По-твоему, это порядочно?
— Ладно, я буду высылать тебе деньги, — согласилась Вера. — Но на первых порах понемногу. Вот ссуду верну, тогда… У тебя сберкнижка есть? — спросила она, предупреждая новый поток возражений. — Мне нужны реквизиты, я буду на книжку переводить. Запиши адрес.
И она продиктовала матери свой домашний адрес. Не надо было этого делать. Вера могла бы дать рабочий адрес, но в ту минуту просто не подумала, не сообразила, что матери лучше бы не знать, где она живет.
— Вышли мне реквизиты заказным письмом. Лучше сделай ксерокопию, а то от руки можно ноль пропустить, и уйдут деньги неизвестно куда, потом концов не найдешь.
Лидия Алексеевна аккуратнейшим образом записала Верин адрес. На этом разговор закончился. Как живет ее дочь, что она делает в Москве, Лидию Алексеевну не волновало.
Поговорив с матерью, Вера глубоко задумалась.
— Подожди, сынок, — ласково сказала она вернувшемуся с прогулки Андрюше. — Мне нужно поработать.
— Сегодня же воскресенье!
— Андрюша, идем со мной, — позвала его Антонина Ильинична. — Не мешай маме. Она у нас всегда работает.
В новой квартире у каждого была своя спальня. Завтракать, обедать и ужинать можно на кухне или в общей столовой, отделенной от холла раздвигающимися дверями. Стоит их раздвинуть, и столовая превращается в просторную гостиную. В пятой, самой маленькой комнате — самую большую, угловую, двухсветную, конечно, отдали Андрюше! — Вера устроила себе кабинет. Туда-то она и ушла, чтобы на досуге все обдумать.
Деньги, вырученные за квартиру в Долгопрудном, покрыли около половины взятой ею ссуды. Из мебели пока купили только кухню да новый холодильник. Старый холодильник «ЗИЛ» Антонины Ильиничны, прозванный «колотырником», потому что всякий раз, включаясь и выключаясь, он исполнял нечто вроде пляски святого Витта, торжественно выбросили на помойку.
Надо купить мебель. Книги. Надо платить домработнице. Придется платить школьные поборы. Надо бы сдать на права и купить машину. А теперь еще и матери деньги высылать… Искать дополнительный заработок? При ее нынешней занятости это невозможно. Да и кем работать? Опять бухгалтером- надомником? Смешно. Платят гроши.
Вера утешала себя тем, что в банке у нее хорошая зарплата, а по итогам года она практически удваивается: платят премиальные. Цены на нефть пошли вверх, валюты в стране много, можно жить.
Помимо основной работы была еще и научная. Получив магистерскую степень в Высшей школе экономики, Вера стала писать научные статьи и даже готовить к печати книгу. Оттолкнувшись от крошечного эпизода с оставшейся в Долгопрудном «Анной Иоанновной» и ее таможенным брокером, Вера начала изучать механизмы теневой экономики, отслеживать длинные, путаные цепочки связей, ведущих от мелких полукриминальных фирм к миллионным состояниям и номерным счетам за границей.
Она усердно штудировала публиковавшиеся в газетах финансовые отчеты крупных компаний, читала иностранную прессу, следила за новостями в Интернете, накопила огромный объем данных, проверяла и перепроверяла их, систематизировала, дополняла. Поиск достоверных сведений сам по себе напоминал детективное расследование. Работалось ей легко, хотя работа съедала все ее время.
Вернувшись с работы, Вера, как встарь, спешила к компьютеру, коря себя за то, что так мало внимания уделяет сыну. Еще в Долгопрудном она начала читать ему перед сном, и он так привык засыпать под мамин голос, что, даже когда научился читать, все равно просил ее почитать ему на ночь.
— Ты же сам умеешь! — говорила Вера.
— Ну, мамочка, ну еще пять минут! — настаивал Андрейка. — Ты только начни, я потом сам дочитаю.
— Ладно, пять минут, — соглашалась Вера, и пять минут растягивались на полчаса, а то и час.
— Ну еще чуть-чуть, — упрашивал он. — Еще самую капельку!
— Мне работать надо, сынок, — вздыхала Вера, но читала «еще самую капельку», пока он не засыпал, а потом шла работать.
И вот — ему скоро в школу, а у нее опять работа. Трудно урывать время для сына. Именно урывать. Опять, уже в который раз Вере вспомнился папа. Он тоже много работал. Структура сочинского порта была, мягко говоря, неоптимальной, акватория — неглубокой, пропускная способность — ограниченной. Папа ругался с горкомом партии, настаивал на строительстве выносного причала, даже проект разработал сам… Жалел, что так мало времени уделяет ей, Вере.
Однажды папа рассказал ей, что писал философ Владимир Соловьев о своем отце, ректоре Московского университета Сергее Соловьеве. «Отец моим воспитанием совершенно не занимался. Он работал, закрывшись в своем кабинете, и ночью я видел, как из-под двери кабинета выбивается полоска света. Вот эта полоска света под дверью меня воспитала».
От этого воспоминания Вере стало горько. Да, красивая история, но ей все-таки хотелось присутствовать в жизни сына не только полоской света под дверью.
Хорошо еще, что есть подруга Зина. Зина тоже много работала, у нее была громадная клиентура, но она не забывала Веру.
— Все, Верка, теперь держись, — заявила она, приехав на новоселье. — Теперь я тобой займусь. Хватит тебе ходить Золушкой. У них там в банке дресс-код, я точно знаю. Надо подобрать гардероб. И прическу надо сменить.
— Дресс-код — это белый верх, черный низ, — воспротивилась Вера, — это у меня уже есть. Еще из Сочи. Мне нужно мебель купить. Компьютер Андрейке, велосипед, мобильник. Учебники. В первый раз в первый класс. Ссуду надо возвращать. В общем…
— На мебель одолжи у меня, — предложила Зина. — Нет, серьезно, у меня кое-что отложено на черный день. Пять тыщ баксов могу дать. Возьми.
— Нет, я не хочу одалживать, — заупрямилась Вера. — А вдруг со мной что-нибудь случится и я не смогу вернуть?
— Верка, ты или дура, или… — У Зины слов не нашлось. — Если с тобой, не дай бог, что-то случится, мне будет жаль тебя, а не денег.
Подруги обнялись и даже прослезились от полноты чувств.
— Ладно, но только с процентами, — уступила Вера.
— Ну ты с ума-то не сходи. Давай я буду как этот… ну как его? Помнишь, ты мне рассказывала? Ну, который не брал процентов. И у них не было инфляции.
Подготовив к печати научный труд, Вера задумала еще одну книгу — «Занимательную бухгалтерию» для старшеклассников, рассказы об истории банковского дела. За неимением в доме старшеклассников она опробовала исторические примеры на Зине. Зина клялась, что это очень интересно.
— Козимо Медичи Старший, — догадалась Вера. — На самом деле он брал проценты. Но в те времена ссужать деньги под процент считалось смертным грехом. Они думали, что банкир получает прибыль, не вкладывая труда. На самом деле банкир не может давать в долг просто так, интерес — это суть банковского дела. Даже Библия это одобряет — в притче о таланте, зарытом в землю. Но Данте в «Божественной комедии» поместил ростовщиков в седьмой круг ада. Поэтому у них действовал негласный договор: банкиры брали проценты, но искупали грех, жертвуя на благотворительность суммы, равные ростовщическим прибылям. Козимо Старший подсчитал, что ко дню своей кончины примерно уравнял пожертвования с прибылями.
