положив перед Халанским на стол коммерческое предложение, я давал необходимые пояснения:
— …Помните, год назад, мы поставляли дорогостоящие кардиологические препараты? По областной программе, деньги шли через облздравотдел…
Халанский наморщил лоб, пытаясь вспомнить. Я продолжил:
— …Был еще тяжелый больной, за два месяца на одни лекарства израсходовали миллион рублей, а он в итоге умер…
Халанский вспомнил, речь шла о родственнике одного высокопоставленного чиновника, и я обратил его внимание на цифру, написанную ручкой в углу листа — 25 %. Это был размер комиссионных по данной сделке.
— Откуда такие деньги? — спросил Халанский, и священный ужас застыл в его глазах. — Там всё в порядке?
Я заверил, что всё в порядке: цены, сроки годности, документы, и так далее. Высокая рентабельность обусловлена скидками, которые дает региональный представитель, школьный друг и однокурсник. Чтобы перевести разговор в конкретную плоскость, я спросил, кто даст заявку, и получил ответ, что этим займется лично главный врач.
— …Только если это… — он указал на цифру 25 % в верхнем углу коммерческого предложения, — не слишком накладно для вас. Вы же понимаете, лучше взять меньше, но чтоб было безопасно. Ибо сказано: жадность фраера сгубила. Мы бы взяли ровно столько, сколько вы сами сможете нам выделить, а препараты мы и так примем, если с ними всё в порядке.
Я поспешил заверить, что размер комиссионных 25 % совершенно разумна цифра, и что препараты в порядке, заведующая аптекой при приемке товара удостоверится в этом.
Успокоившись, Халанский сказал, что заявку можно будет забрать в приемной через два-три дня. Говоря об этом, он употребил любимую формулировку: «пусть кто-нибудь из ваших девочек заберёт». И тут же спросил про Ирину. По его испытующему взгляду я понял, что ему известно много больше, чем вначале могло показаться.
«Неужели Звезда к нему заходила?» — с тревогой подумал я и ответил, что в последний раз, когда Ирина звонила мне на мобильный телефон, её было плохо слышно, она что-то пыталась прокричать, связь прервалась, поговорить не удалось. Сегодня, через день после этого неудавшегося разговора, Ирины на работе нет, сотрудники по поводу её отсутствия дают разноречивые и путаные объяснения, её мобильный не отвечает, и необходимо самому разбираться, искать её, разговаривать с ней…
— Вы понимаете, Андрей… — сказал Халанский, поднимаясь со своего места и направляясь к длинному столу для переговоров у противоположной стены кабинета. Подойдя к нему, он надел очки и начал просматривать папки, грудой сложенные там.
— Смотри, Андрей… Алексеевич… — продолжил он, когда я подошел и почтительно встал рядом, — это заявки от отделений приблизительно на год. Мы планируем закупать у вас котировками, по-прежнему, но что-то мы обязаны будем вынести на открытый конкурс, — вынимая бумаги из папок и передавая их мне, он добавил, — посмотрите номенклатуру, подумайте, по каким товарам у вас сильные позиции, и мы тогда отдадим их на конкурс. Остальное будем закупать по котировочным заявкам.
— Кто у вас занимается нашими заявками? — спросил он, вернувшись за свой письменный стол.
— У нас есть соответствующие сотрудники, — ответил я и назвал несколько имён.
— Я бы посоветовал тебе разыскать Иру. Она грамотный сотрудник, хороший человек. Зачем разбрасываться такими кадрами? Вы справитесь без неё с этой заявкой?
Я ответил, непринужденно рассмеявшись:
— Мы ведь с вами работаем столько времени! Всё в организации происходит только с моей подачи. И если кто-то позиционирует себя как первопричину, как единственную движущую силу, то этот человек слишком много на себя берет. Выдаёт свои надежды за действительность.
Мне не пришлось развивать дальше идею собственной состоятельности, которой с каждым днем становилось все меньше. Сделав знак и посмотрев на меня хорошим, добрым взглядом, Халанский дал понять, что полностью доверяет моим деловым качествам.
— …Все же я хотел бы тебе посоветовать, — добавил он, — если берешь себе помощников, то бери женщин. Как правило, они не подводят, они более исполнительны и добросовестны. Они переживают за дело. Вот Ира…
По мере того, как продвигался его рассказ о достоинствах этой девушки, он всё больше и больше веселел. Рисуя её образ, он, очевидно, представлял его парящим в воздухе прямо перед собой. И он смотрел на этот воображаемый образ с большим любопытством, интересом и удовольствием, чем, быть может, это требовалось при обсуждении своих фантазий с посторонними. Судя по всему, воспевание оды субтильной блондинке было одной из его любимых рассудочных забав.
— …Так вы её отыщете, Андрей? Может, ей нужна какая-то помощь… — встрепенулся он.
Почтительно наклонив голову, тоном глубокого сочувствия я сказал, что непременно сделаю всё, что в моих силах.
— …Ей было так трудно одной заниматься всеми вопросами поставок, — заметил Халанский таким задушевным тоном, что прослезились бы камни, — …ей, бедняжке, нужно отдохнуть и успокоиться.
— Непременно! — подтвердил я тоном глубокого убеждения. Я почувствовал, как добрая искренняя улыбка озаряет моё лицо:
— Я так сочувствую Ире, будто она моя родная сестра. У меня к ней просто братская нежность. С таким чувством не совладаешь. Не знаю, чего бы я только не сделал для неё!
Прощаясь, Халанский, немного пригнувшись, широко улыбаясь, слегка прищурившись, двумя руками пожимая мне руку, произнес:
— Всего вам наилучшего, Андрей! Будем работать!
Выходя из приемной, я окончательно укрепился во мнении, что Ирина была у Халанского и наговорила много лишнего.
Глава 77,
О другой важной встрече, произошедшей в Волгограде
Со святым Иосифом в этот приезд я не встретился. Зато повидался с Еленой Заплавной из Центрального роддома, чтобы лично поблагодарить её за услугу — она договорилась с сотрудниками лаборатории генетики, и святой Иосиф получил на руки результаты ДНК-анализа, из которых следовало, что Таня родила детей от него.
Я позвонил Арине, и через полчаса заходил в столь знакомый мне двор. Позвонил в домофон, мне открыли, я поднялся на этаж и вошёл в квартиру, где не так давно был частым гостем. Мы с Ариной прошли на кухню.
Проходя по коридору, я заглянул в Танину комнату — всё та же обстановка, которая была свидетелем наших с Таней жарких встреч. Воспоминания, и горестные и сладостные, бурным потоком нахлынули на меня. Без неё жизнь теряет половину смысла.
Мы сидели на кухне, и, пока грелся чайник, разговаривали на посторонние темы. Арина с приязнью смотрела на меня, — видимо, время погасило вполне обоснованную злость, которую она должна была испытывать по отношению ко мне (с самого начала она была против наших с Таней отношений, и, конечно же, произошло то, чего мать больше всего боялась).
За чаем мы рассматривали фотографии младенцев.
— Такие пупсики, — с нежностью в голосе проговорила новоиспеченная бабушка.
На одной из фотографий я увидел святого Иосифа и машинально посмотрел на своё отражение на зеркальной поверхности стеклянной дверцы шкафа. Как будто совсем разные, но в чём-то совсем одинаковые. Я притворно улыбнулся, чтобы не заскрежетать зубами. Лицо Арины изменилось. Только что оно счастливо сияло, а теперь горькая усмешка таилась в уголках её губ.
Глазами, мимикой, едва уловимыми жестами, она дала мне знать, что догадывается о том, что я чувствую и что не могу выразить словами. «Я знаю, каково тебе сейчас», — молча говорила она. Мы молча
