— Я тебе что говорил? Не смей бросать трубку! Я не договорил! Мать твоя завтра прилетает до двадцать второго. Если вы там планируете свадьбу, пусть поможет вам. Твоя Наташа всё равно ничего решить не сможет. Вот предлагал же тебе нормальную казахскую или еврейскую невесту найти, нет, русскую нашёл… — и я окончательно выключил телефон. Когда в отце просыпаются угнетённые русскими империалистами кочевые и семитские предки — это туши свет. А ведь, казалось бы, здесь, в Советском Союзе, у нормального советского историка такого не должно быть. Наверное, это кроется где-то в глубине души. Тут меня внезапно обуял интерес — а кем тут мой отец является? — и я залез в Паутину, на 'поиск. сср'. Результат меня не очень удивил — членкор АН СССР, доктор исторических наук… всё было почти так же, кроме темы исследований… ТАМ отец занимался потребкооперацией тридцатых годов. А тут — репрессии тех же тридцатых, и, что меня переполнило гордостью за родителя — его перу (в соавторстве с Сахаровым, его оппонентом ТАМ) принадлежала крупнейшая монография, посвящённая личности Лаврентия Берии. Оказалось, что фактически, именно Сахарову и отцу этот мир обязан резкому обелению образа маршала. После этого, разумеется, подчистили и образ Сталина, но Берия… Такого от отца я не ожидал. Да, я знал его крайне положительное отношение к генералиссимусу и его первому маршалу — мы часто в своё время беседовали по этому поводу. Но отец всегда был… скажем так, идущим в струе мэйнстрима. И он никогда не пошёл бы против официальной исторической точки зрения. Видать, тут что-то изменило его…
Не успел я закрыть входную дверь, вернувшись из магазина, как телефон зазвонил вновь. Я, заковыристо выругавшись, аккуратно поставил лоток с яйцами на обувную полку и посмотрел на экран. Что-то сегодня родственники как с ума посходили — звонят и звонят. Хотя в этот раз звонила моя любимая тётя Света. Можно сказать, что мне повезло — у меня было две матери. Тётя Света — отцовская старшая сестра, и она незамужем. Фактически, всё моё детство, возилась и воспитывала меня она, так как у родителей не было времени — на дворе стояли трижды благословенные девяностые. Она ТАМ даже была на моей защите диплома. Отец не смог приехать, так как заседал в очередном научном совете, а мать… Мама была занята бизнесом.
— Привет!
— Привет, мой маленький! — (это такая у неё манера разговаривать) — как дела?
— Всё хорошо.
— Как Наташа? Отец только что звонил, радости полные штаны, говорит, вы ребёнка ждёте. Правда?
— Ну да.
— Наконец-то бабку хоть порадуешь. Правнуков а то ждёт-ждёт, а вы оба не чешетесь даже. Приехать к вам, что ли?
— Да тут уже мама приезжает…
— Ничего страшного, потерпит твоя мама и Наташа тоже. Что-то я соскучилась и по Гульке, и по тебе. Да и на Гергиева давно не глядела. Знаешь, я наверное, поеду уже на вокзал, билеты куплю на 'Юность' ночную. Завтра в десять буду на Восстания, ты меня давай встреть. Что вам привезти? Сушек московских не нужно? А то мать же твоя в жизни не догадается гостинцев привезти сыну.
Я аж офигел. Оказывается, родители живут в Москве… Вот это поворот. А что я хотел, это же не моя реальность…
Я засуетился. Надо убраться, а блины подождут. Потому что если мама увидит пыль на телевизоре, ноутбуках, компьютере, и вообще малейшие отклонения от железного немецкого Ordnung, который, как известно, muss sein, то головомойки мне не избежать.
Кое-как приведя квартиру в относительный порядок, я тяжело вздохнул, и пошёл на кухню. Наташа меня 'обрадовала', сказав, что ей надо остаться у подружки, так как она совершенно расклеилась, и не может даже с детьми разобраться. Муж от Гали, как я понял, ушёл вследствие того, что не мог вот уже полгода найти работу, а жить с женой за её счёт почитал немыслимым. Впрочем, даже когда он работал, это на семейном бюджете не отражалось ни капли (Галя была младшей дочерью президента 'Совкредитбанка', и директором ленинградского отделения банка). Дмитрий, её муж, судя по торопливому Наташиному объяснению, был неплохим юристом, но работу по специальности найти не мог никак. Почему — то было тайной, а идти работать в банк к жене (и тестю) отказывался решительно. Впрочем, я его прекрасно понимал, но так решительно бросать двойняшек и молодую жену — было глупостью, на мой взгляд. Хотя, в чужой монастырь со своим уставом…
Тут требовательно застучали в дверь.
'Господи, кто там ещё' — мысленно простонал я, и подошёл к двери. В глазке красовался тот самый Дмитрий. Не хватало ещё, чтобы мы были друзьями в этом мире. Мне и так хватает проблем…
— Привет, Дима. Ты откуда?
— Меня к тебе Наташа отправила, я её около дома встретил. Сказала, чтобы я шёл к тебе, и…
— Погоди, как это Наташа? Ты же из дому ушёл…
— Конечно ушёл! Галка моя бл. дь первостатейная! Ты бы сам с ней жил с сукой такой? — Дима был зол и небрит.
— Так Наташа мне сказала, что ты из-за работы…
— Ты меня впустишь, или нет?
— Ой, блин, проходи, конечно. А какого чёрта Наташа…
— Наливай чай, я расскажу.
Дима, испачкав свежевымытый паркет пола, и поставив изрядно испачканную дорожной грязью сумку на ЧИСТУЮ полку, прошёл в комнату и сразу включил телевизор. Я налил свежезаваренного зелёного чаю в две чашки, и прошёл к Диме.
— Короче, я полгода назад ушёл из моей старой фирмы, и решил себе отпуск устроить. Потом помыкался-помыкался, а мне тесть и говорит, мол, давай-ка к нам. Будем платить немного, да всё равно ты получал копейки, какая тебе разница. Я и взбесился, поругался с ним. А потом — как отрезало, работу не найти. А Галка и так гуляла, и без этого. Я глаза как мог, закрывал, мне по-другому никак. Знаешь же сам, как тяжело прописку получить, а если бы она меня выгнала, то вообще никакой работы не найду, даже грузчиком. А назад возвращаться, в Мирный, я не могу — во как достало — и Дима провёл ладонью по горлу — А вчера я дома, понимаешь, ДОМА эту бл…дину с двумя сразу застал! При детях! Я чуть было им на месте головы не открутил — с неприкрытым негодованием он ударил кулаком по левой ладони. Я поёжился, представляя себя на месте обнаглевших любовников — Дима был под два метра ростом, и его кулаки по объёму больше походили на детские головы.
— А почему Наташа мне насчёт этого не сказала?
— Ну, ты дурной! Она с Галкой же сидела. А ты Галю мою будто не знаешь — капризная стерва. А Наташиной фирме тогда кредит не дадут на льготных условиях. Они ж у Галки кредитуются. Ты как маленький, на самом деле — Дима отхлебнул чаю, и протянул руку к сахарнице.
Я завтра уезжаю в Новгород, там мне работу предлагают. А детей я у этой суки отсужу. Постелишь мне на полу, ок? Блин, не хотел вас стеснять, да видишь, какая ситуация вышла.
— Постелю, конечно. Ты блины будешь?
— Ты блины научился делать? — Дима выглядел удивлённым. Я чуть было не ответил, что всегда умел, но вспомнил, где я и вовремя прикусил язык. Кстати, совершенно буквально — я аж зашипел от боли.
— Да, мне показали рецепт, и вот, попробовал. Уже второй раз. Посмотрим, что получилось — морщась от боли в прикушенном языке, ответил я. Дима, недоверчиво качая головой, свернул один из блинов (а они получились удивительно тонкими, чуть ни не как бумага), и засунул в рот. Измученное проблемами лицо осветилось улыбкой, и он сжевал блин со скоростью лесного пожара.
— М-м-м… для второго раза просто бесподобно. У меня мама специалист, так у тебя такие же тонкие, как у нёе. Отлично! А сметана у тебя есть? — сквозь жевание пробормотал гость, поедая уже третий блин.
— Вот чего нет, того нет. Я ж молочное не люблю.
— Ах да, забыл. А Наташка что, тоже не ест?
