В омуте, за тростниковыми зарослями зазвенел, точно серебро, смех.
Несколько легких прыжков, и Ром уже стоит над омутом. Но не зеленые глаза Алины, а фиолетовые огни сияют в глубине. И так тихо внизу, что слышно, как дышат подводные мхи и травы.
– Фу ты! Какой прыткий! – из глубины снова зазвенел серебряный смех, и не то чей-то гибкий стан, не то лунный свет закружился в водовороте. – А я-то уж подумала…
– Мельник, а мельник, дай мучицы на пирожки! – со смехом сказали из другого внезапно возникшего водоворота.
Вода, как карусель, закружилась под ногами мальчика и засияла фиолетовыми огнями в водоворотах.
– Прокати нас на своей повозке, мельник!
– Угости веселеньким из своей бутыли!
– Покажи нам свою кибитку!
– Скажи, сколько пудов меди пошло на твою нимфу!
– А я хочу покататься с ним на его автомобиле! – зазвучало и засмеялось из омута.
– Да за кого вы меня принимаете?! – рассердился Ром. – Я Снежный мальчик.
– Мы лучше тебя знаем, кто ты!
– Чего ты надулся?
– Уж и повеселиться нельзя! До чего же ты серьезный, тебе только муку и молоть.
Вода закипела, вспенилась, и на поверхности показались русалки. И тогда вздрогнула река, как ветвь, обронившая плод. Неспешно, точно причудливые сосуды матового стекла, через которые перекатываются прозрачные быстрые волны, плыли русалки по реке. Тугими темно-зелеными кольцами рассыпались их волосы по воде, а глаза, фиолетово светившиеся в глуби омута, теперь сияли нежно-синим.
– Вот вы какие, – сказал Снежный мальчик, разглядывая создания, о которых столько читал в сказках.
– Вот ты какой, – рассмеялись русалки. Над водой их голоса звучали мягче и тише, чем из речной глубины. – Вылитый твой прапрадедушка.
– А вы, что, его знали?
– Как такого не знать. Знатный был мельник. Вон там стояла его мельница…
– А вы не знаете…
– Ну что за мальчишка! Какой нетерпеливый! – с притворным возмущением воскликнули русалки. – Послушал бы, хотя бы ради приличия, наш рассказ про своего прадедушку, а уж потом бы спрашивал про свою ведьму. И тогда бы мы сказали, где тебе искать твое сердце.
– Вы знаете, где мое сердце?! – воскликнул Ром.
– Разумеется, знаем, – прозвучало над рекой. – Невелика тайна.
– Так, где же оно? Скажите мне скорее!
В это время с берега донеслась веселая песенка. Ее пел господин, только что читавший в реке любовный стих и грозившийся разорвать себя в клочья, если ему не ответят взаимностью. К этому времени господин уже успел переодеться в теплую одежду и теперь сидел на берегу с удочкой. Не докончив одной песни, он отхлебнул из фляжки и затянул новую.
– Вот и вся любовь. И так – всякий раз.
– А еще стихи имел наглость читать! Воду ногами мутил!
– Лаковыми ботинками причем!
– Поклонник называется! Обидно даже.
– А ведь как терзался! Как терзался! Костюм для этого даже пошил. В самом Доме мод. Костюм с отливом, прошу заметить!
– Интересно, от которой из нас он только что сходил с ума?
– Так уж у людей водится: их пламенная любовь неизменно заканчивается питьем из фляжки. А затем начинается ловля рыб. Хотя бы уж из приличия повременил с рыбалкой.
– Сейчас наловит язей, а утром на базар снесет. Продаст с выгодою.
– Любовь – любовью, а денежки – денежками. У людей так уж заведено.
– Глядите-ка, а какой он свитер на этот раз красивый надел – с птицами да узорами! С узорами да птицами!
Русалки засмеялись.
– В конце-то концов! – вскричал Ром нетерпеливо. – Я просил вас сказать, где мое сердце, а вы про птиц и узоры болтаете.
– И вовсе это не болтовня. Просто ты ничего не понимаешь в птицах и узорах.
– Да причем тут какие-то птицы и узоры! Где мое сердце?
– Вот нетерпеливый. Не может подождать. Послушал бы нас сперва, ума бы понабрался.
– Так где оно?
– Да уж известное дело – где.
– Место, конечно, не самое лучшее, но, что поделаешь, выбирать ведь не приходится. Где ему положено быть, там оно и есть. Хотя…
– Да не томите же! – Ром топнул ногой. – Где мое сердце?
– На базаре, – вдруг разнеслось над рекой.
– На базаре? – переспросил мальчик. – Что значит – на базаре?
– А то и значит, что на базаре.
– Там, где все продается и покупается.
– Там, куда несут ворованное.
– Там, куда несут последнее.
– Там, где сердце рыбака, только что объяснявшегося в пламенной любви…
– …Но тут же забывшего о ней и занявшегося своим делом – рыбалкой.
– Таковы люди. Ни к чему им торжественные наряды.
– Но он же… Он же обычный человек, – в растерянности сказал Ром. – А я…
– И ты тоже человек! – воскликнули русалки, обращая светящиеся глаза свои к мальчику. – Знай – твое сердце, как и сердца всех прочих людей, на базаре.
– Я не человек, я Снежный мальчик! – гордо заявил Ром.
– Ты Снежный мальчик? – засмеялись русалки. – Если так, иди за нами. Мы тебе много еще чего расскажем. – И они скрылись в омуте.
Ром кинулся за русалками, но вода оттолкнула его. Тогда он подпрыгнул, чтобы рассечь поверхность реки, но она спружинила и подбросила его вверх, как батут подбрасывает гимнаста. А на третий раз река и вовсе не стала церемониться – швырнула с такой силой, что Ром полетел, как камень из пращи.
Глава VIII
Издевательство
Поначалу Ром летел в полном одиночестве, но вскоре в воздухе раздался свист, и мальчик увидел, что к нему приближается птица. Какой она породы, не определил бы и самый опытный натуралист. У птицы был длинный, как пика, нос, маленькая головка с хохолком, пухленькое тельце, покрытое розовым пухом, и фиолетовая бахрома вместо хвоста.
Некоторое время Ром и птица летели рядом, молча поглядывая друг на друга. Так смотрят друг на друга гости, которых радушный хозяин, не познакомив, оставит в гостиной наедине, а сам уйдет на кухню готовить угощение.
– Честь имею представиться, Орел Гневливое Око, – наконец сказала птица и по-военному щелкнула каблуками. Щелчок, впрочем, не очень-то получился, потому что на ногах птицы были не сапоги и даже не ботинки, а домашние тапочки с помпонами.
– Лев Могучая Лапа, – сказал мальчик и сделал рукой движение, каким обычно приподнимают шляпу для приветствия.
Некоторое время они опять летели молча.
– Кха, кха. Светает, однако, – нарушив молчание, сказала птица.
– Да, – согласился Ром и, сделав паузу, добавил: – Скоро, пожалуй, совсем рассветет.
– А ведь ты не веришь, что я Орел Гневливое Око, – вдруг сказала птица вкрадчивым голосом.
