в костях лапландских оленей и зубах школьников в Сент-Луисе.
После первых успехов в освоении космоса и исследования Марса, Венеры, Меркурия и Юпитера никто особенно не удивился, когда ведущие державы объявили о своем намерении провести серию «контролируемых» ядерных взрывов в околоземном пространстве. Американская «радужная бомба» в начале шестидесятых положила начало многочисленным подобным экспериментам. Некоторые — в том числе даже ученые — протестовали, но протесты остались без внимания. Люди считали, что взрывы за пределами земной атмосферы безопаснее…
клетчатой шотландской юбочке, со спорраном[6] и с волынкой под мышкой. Это был особенный медвежонок. Его звали Мишка Джек, и он пользовался наибольшим спросом среди всех товаров фирмы «Софттойз Лимитед» в те дни, когда эти товары покупали.
Не обратив внимания на неодобрительный взгляд медведя, Артур сбросил его на пол и пододвинул к себе стопку писем. Он сидел, не снимая пальто, в безлюдном здании фабрики на втором этаже в своем небольшом офисе и читал эти письма, а внизу по Стэйкс-роуд с грохотом катились грузовики, направлявшиеся к центру Лондона.
Во всех письмах по сути говорилось одно и то же. Особенно тяжело было читать послание представителя, которого Артур ценил больше всех — старика Перси Парджеттера. Перси работал на фирму с конца сороковых годов и получал лишь комиссионные от продажи, пока Артур не изменил это положение дел. Перси превосходно справлялся со своей работой. Он собирался зайти к Артуру утром и предварительно обрисовал ситуацию. Никто не покупает игрушки «Софттойз»; и розничные торговцы, и оптовики прекратили закупки, потому что у всех склады завалены товаром; покупатели больше не интересуются мягкими игрушками. Даже старые приятели Перси морщатся, когда он появляется на пороге.
Перси полагал, что весь рынок детских игрушек захватил какой-то грозный конкурент.
— Но кто же, кто? — мучался Артур. Из газет он знал, что торговля игрушками повсюду идет плохо. Но других сведений у него не было. Финансы и промышленность колебались между бумом и кризисом, но так происходило всегда, только в последние шесть месяцев колебания стали более резкими. Артур разложил письма на столе и смотрел на них, покачивая головой.
Он делал все, что мог. Работая вместе с Китом, сократил производство до минимума, отложил до Рождества кукольный фильм, который должен был рекламировать Мишку Джека на телевидении, отменил поставки, уломал кредиторов, упразднил сверхурочную работу, похоронил контракт с фирмой «Страбопластикс», отложил в долгий ящик планы относительно детского праздника. И оставил затею с покупкой нового дома…
Он отыскал в картотеке последнее письмо из «Моксана» и вновь прочел имя на конверте: Гейлорд К. Коттедж. Нет, такое имя не забудешь, мрачно подумал он. Коттедж, способный молодой сотрудник «Моксана», устанавливал причины бед «Софттойз Лимитед». Артур взглянул на часы. Нет, еще не поздно. Есть шанс застать Коттеджа на работе.
Некоторое время к телефону никто не подходил. Артур прислушивался к гудкам и шуму машин на улице. Наконец, недовольный голос осведомился у Артура, чего он хочет. На осветившемся экране возникла заспанная физиономия. Это был ночной портье. Уступив настойчивой просьбе Артура, он набрал дополнительный номер Коттеджа и переключил аппарат.
Коттедж ответил почти сразу. Он сидел без пиджака за письменным столом в пустой комнате. Прядь волос упала ему на лоб, галстук съехал на бок. Артур с трудом узнал того вежливого и бесстрастного молодого человека, которого принимал у себя в офисе. Когда Коттедж заговорил, его голос, к облегчению Артура, звучал более сочувственно, чем во время их прошлой встречи.
— Отчет для вас готовится, мистер Тимберлейн, — сообщил он. — Небольшая задержка произошла по независящим от нас причинам. Примите мои извинения, но, понимаете, дела чертовски плохи! Видите ли, мистер Тимберлейн, я должен поговорить об этом кое с кем. А вы лучше послушайте меня, пока правительство не ввело цензуру.
Он пристально посмотрел на Артура. Или видеофон плохо передавал цвет, или Коттедж был очень бледен.
Артур в своем саржевом пальто ощутил озноб.
— Я слушаю, но мне непонятно, о какой цензуре вы говорите, мистер Коттедж. Разумеется, я благодарен вам за личное участие, но…
— О, тут дело не в личном участии, дружище, отнюдь. Позвольте, я закурю… — Он взял со стола пачку, зажег сигарету и, затянувшись, продолжал: — Понимаете, ваша фирма обанкротилась, сгорела, она больше ничто! Яснее не скажешь, верно? Ваш компаньон — Кит Баррат, не так ли? — считал, что вас обошли какие-то конкуренты. Но он ошибался. Мы навели справки — и оказалось, вы все в одной лодке, все фирмы игрушек, и крупные и мелкие. Цифры достаточно убедительны. Никто не покупает детские игрушки, это факт.
— Но нынче летом сильный сезонный спад и… Коттедж с усмешкой помахал рукой перед собой.
— Поверьте мне, это не сезонный спад, мистер Тимберлейн, ничего похожего. Тут кое-что посерьезней. Я говорил и с другими клиентами. Речь идет не только о продаже игрушек. Вы знаете «Джончем» — они производят самые разные товары для малышей, от детского питания до присыпки? Это тоже наши клиенты. У них дела еще хуже, чем у вас, и накладные расходы в десять раз выше ваших! «Рэйдиант» — это тележки и детские коляски — в таком же положении.
Артур качал головой, словно не веря своим ушам. Коттедж наклонился вперед так, что его нос вышел из фокуса.
— Вы сами знаете, что это означает. — Он затушил сигарету в пепельнице; облако дыма из его легких обволокло экран. — Это означает только одно: после той истории с поясами вал Аллена перестали рождаться дети — ни одного с мая прошлого года. Вы не можете продавать, потому что у вас нет потребителя.
— Я не верю! Не могу в это поверить! Коттедж бесцельно шарил у себя в кармане и поигрывал зажигалкой.
— Никто в это не поверит, пока не поступит официальное сообщение. Но мы справлялись в службах регистрации Лондона и Эдинбурга. Они не стали все выкладывать, но мы приняли к сведению их недомолвки, сопоставили с нашими цифрами и пришли к несомненному заключению. И то же самое нам сообщили из-за рубежа. Повсюду одна картина: нет детей!
Он говорил почти с восторгом, наклонившись вперед и щурясь от яркого сияния видеофона.
Артур погасил экран. Он был не в состоянии смотреть на Коттеджа и не хотел, чтобы Коттедж видел его. Артур обхватил голову руками и смутно сознавал, как ему холодно и как он дрожит.
— Это всеобщее банкротство, — проговорил Артур. — Конец света.
Он провел ладонями по лицу и ощутил шершавость своих щек.
— Ну, до этого еще не дошло, — возразил Коттедж. — Но я вам гарантирую, до восемьдесят седьмого года нам не видать нормальных условий торговли.
— Пять лет! Это не лучше, чем конец света. Как я продержусь на плаву пять лет? У меня семья. О, Господи Иисусе, что мне делать? — Он прервал связь, когда Коттедж заговорил о других дурных вестях, и уставился невидящим взором на бумаги у себя на столе. — Все, конец этому проклятому вшивому миру. О Господи… Все пропало, все к черту…
Он сунул руку в карман за сигаретами, но обнаружил лишь колоду карт и с тоской посмотрел на нее. К горлу подступил комок; глаза защипало, и захотелось зажмуриться. Артур уронил карты на пол рядом с Мишкой Джеком, покинул здание фабрики и направился к своей машине, не потрудившись запереть за собой дверь. Он плакал.
По Стейнс-роуд один за другим катили военные грузовики. Артур включил мотор, вцепился в руль и выехал на дорогу.
Хозяйка уже налила виски Венис и Эдгару, когда зазвенел звонок входной двери. Патриция пошла открывать и обнаружила на пороге улыбающегося Кита Варрата. Он галантно поклонился.
— Проезжал мимо фабрики, вижу: машина Артура во дворе стоит. Вот я и подумал: наверно, Пат не
