протянутых рук, кто оценит название серии, не подвергнув его сомнению? Либо очень внимательный зритель, либо…
От нелепости внезапно промелькнувшей мысли Алина даже подскакивает на железной скамейке, на которой за время ее размышлений сменилась не одна старушка. Девушка не может объяснить, почему ее так взволновало собственное предположение, но она чувствует, что обязана его проверить немедленно. Потребность в решительных действиях так велика, что Алина вскакивает в первый попавшийся автобус и проезжает несколько остановок, прежде чем понимает, что точно едет в противоположную сторону от Гоголевского бульвара. Она пересаживается в метро и всю дорогу от «Дмитровской» до «Кропоткинской» доказывает себе, что поддаваться глупым мечтам не имеет смысла. Да, попался какой-то ценитель ее искусства или просто коллекционер подобных изображений, или дизайнер, который счел фотографию подходящей к интерьеру квартиры своих клиентов. Почему въедливый червячок сомнения продолжает переворачивать ее внутренности и упрямо твердить, что покупателем «Материнства» мог быть только Гальперин, Алина не понимает. У нее практически получается окончательно засыпать этого червяка грудами возражений, но тем не менее она все же оказывается в Доме фотографии.
Девушка-куратор явно недовольна и отказом Алины от выгодной сделки, и ее внезапным визитом: как будто автор проверяет, соблюдаются ли ее интересы.
— Это же цифровая съемка, разве не так? — вызывающе спрашивает служащая, явно намекая на то, что Алина могла сделать себе сколько угодно копий и продать фотографию, ничем не рискуя. В другое время Алина не стерпела бы подобных вольностей, но сейчас ее голова занята другим, она вообще не слышит, что ей говорит девушка, она слушает только себя и задает свои вопросы:
— Это мужчина или женщина?
— Кто???
— Покупатель!
— Мужчина.
— Опишите его!
— Ну-у-у… Лет тридцать пять — сорок…
— Дальше! Дальше!
— Я не знаю. Что вы кричите?
Алина осекается. Действительно, что это с ней? Даже если это и он, что с того? Что это изменит? Она же не станет его разыскивать и картину ему не подарит, не отдаст и не продаст. Тогда к чему вся эта экспрессия? Уже спокойнее она просит:
— Пожалуйста, опишите его.
— Стройный, темноволосый, рост чуть выше среднего. Элегантный такой. Обувь явно дорогая. — Алине кажется, что она видит, как девушка пожимает плечами. — Не знаю, что еще. Голос приятный. В общем, голос как голос. Ничего отталкивающего.
Алина вздыхает. Человек, о котором она думает, подходит под это описание, как и миллионы других мужчин. Тут же вспоминается Маршак: «…многие парни плечисты и крепки, многие носят футболки и кепки…»
— «…Много в столице таких же значков…»
— Простите?
— Нет, ничего. Он не оставлял визитку или какие-то координаты?
— Нет, вы же ясно дали понять. Я…
— Да-да, все в порядке. Вы все правильно сделали.
— Мы стараемся, чтобы авторы были довольны, — эти слова служащей привлекают внимание мужчины, неторопливо прогуливающегося по выставке. Он подходит к Алине, вежливо интересуется:
— Ваши работы?
— Мои.
— Вы — мастер.
— Спасибо.
— А я рисую.
— Художник?
— Да. Недавно выставлялся на Крымском Валу.
Он называет свою фамилию. Алина ее впервые слышит, но вежливо реагирует:
— Я, кажется, припоминанию.
Он отзывается легко и живо:
— Значит, мы теперь практически родственники. Знаем друг друга и друг о друге, так почему бы не узнать еще больше. Давайте поужинаем вместе, поговорим о высоком.
Алина смотрит внимательнее. Что-то подсказывает ей, что желания его гораздо приземленнее высоких разговоров, но девушку это не задевает. Алина не ветрена и не легкомысленна, хотя количество мужчин в ее жизни уже перевалило за количество пальцев на руке. Алина легко ложится с ними в постель, потому что каждый новый мужчина — это доказательство ее состоятельности, это вызов предыдущему, это опровержение фразе «Да кому ты такая нужна!». Андрей таких фраз не бросал, он ее любил. И теперь Алина боялась, что больше ее никто любить не будет. Секс, конечно, никогда не являлся доказательством любви, но быть просто интересной и желанной тоже немаловажно. Особенно для Алины. Для Алины, которая никогда не забывает, что она — хромоножка.
Художник ждет ответа. Девушка готова согласиться. В конце концов, это первый вечер за несколько месяцев, который она может провести не по заранее распланированному графику. Ведь завтра с утра снова встреча с агентом, поиски студии, съемки, а вечером презентация Альманаха современной фотографии, куда вошли ее работы, а до презентации еще надо как-то исхитриться и успеть привести себя в порядок. Так почему бы не позволить себе расслабиться? Решено. Она поужинает с художником, а там… Там будет видно.
— Простите, — девушка-куратор осторожно дотрагивается до ее локтя.
— Да?
— Не знаю, чем это может помочь и может ли? Возможно, это не имеет никакого значения…
— Что же?
— Думаю, это сущий пустяк, ничего не значащий…
— Говорите же!
— В общем, я кое-что вспомнила…
— Что же? Что? — Алина еле сдерживается, чтобы не схватить девушку и не начать трясти ее как грушу.
— Короче, когда я сказала, что серия не продается, этот мужчина, о котором вы спрашивали…
— Ну же, ну!!
— Он почему-то улыбнулся и сказал: «Прекрасно. Я так и думал». Странно, да?
— Нет. — Теперь Алина улыбается и произносит: «Прекрасно!» А потом говорит художнику тоном, не терпящим возражений:
— Извините, у меня завтра тяжелый день.
27
— Отдай лошадку! Отдай! — Алина отпускает игрушку, и противный Петька Скворцов падает. Тут же раздается громкий, жалобный вопль: — Елена Сергеевна, а Щеглова опять…
Алина уже забыла про Петьку. Он — плакса и ябеда. И эта новенькая девочка, что стоит с самого утра у окна, тоже плакса. Еще какая. Вчера целый день проревела (даже на музыку не пошла) и сегодня снова. Как начала в раздевалке, когда с мамой прощалась, так и не успокоится никак. Смотрит на улицу и носом хлюпает, в подоконник вцепилась — не оторвать. Даже Елена Сергеевна ничего не может сделать. И охота ей так все время стоять. Столько занятий разных! Маша со Светой цветы поливают, Сережа с Кириллом строят дом, а Надя ломает. Сейчас будет драка. Интересно! А еще интересно сходить в туалет, куда выгнали
