36
— Эта какая?
— Спасская.
— А эта?
— Царская?
— А та?
— Какая?
— Та, — маленький пальчик указывает на угловую башню.
— Не помню.
— А вон там что?
— Река.
— А за рекой?
«За рекой? За рекой вся моя жизнь, Натали».
— Я тебе потом расскажу.
— Когда?
— Когда подрастешь.
— Нет, сейчас, — маленький башмачок упрямо топает по булыжнику Красной площади.
Алина предостерегающе поднимает указательный палец и укоризненно качает головой:
— Ай-ай-ай.
— Мам, а это?
— Лобное место.
— Здесь стоят на лбах?
— Нет, на коленях.
— Молятся?
«Наверняка. Каждый про себя перед смертью».
— Нет. Просто…
— А это? — Как многие дети, Натали задает кучу вопросов и не всегда слушает ответы.
— Памятник Минину и Пожарскому. Они…
— Смотри, голуби.
— Да.
— Куда они летят?
— Туда, где тепло и уютно.
— К Мэри?
«Когда же ты перестанешь преследовать меня, сестричка?!»
— Может быть.
— Встань, я тебя сфотографирую. Смотри, какая красота!
— Угу.
— Не вертись. Я хочу, чтобы вошли купола.
— А что это?
— Новодевичий монастырь.
— Там новые девушки?
— И старые тоже. Ну, угомонись же. Замри. Да, вот так хорошо.
— Что хорошо?
— Свет, блики на куполах, фон.
— Что такое фон?
— Это очень важная штука. Когда ты станешь фотографом…
— Я буду скрипачкой.
— Почему матрешки? Здесь же нарисованы дяди.
Алина растерянно смотрит на деревянных политиков, расставленных на пластиковых столиках вдоль смотровой площадки перед МГУ. Что сказать? Устами младенца…
— Не трогай, дочка! Трогать нельзя.
— Почему?
— Дядя будет ругаться.
— Он злой?
— Нет, просто мы же не собираемся покупать. А вдруг испортим, сломаем.
— А если покупать, то можно трогать?
— Наверное.
— А нам нельзя?
— Нет.
— Значит, дядя жадный!
— Натали, ты невыносима!
— А Мэри говорит, что я — ангел!
— Это кто?
— Пушкин. Помнишь, мы читали его сказку о золотой рыбке?
— Какой-то он странный.
— Зайка, это же памятник.
— А где он сам?
— Он уже давно умер.
— Почему?
— Все умирают, а его…
— И ты умрешь?
— К сожалению. Но это будет нескоро и…
— Когда ты умрешь, я хочу жить с Мэри.
— «Чао бамбино. Сорри», — тихонько подпевает магнитоле Алина. Они возвращаются в гостиницу на такси.
— Кто это поет?
— Мирей Матье.
— Почему понятно только «сорри»?
— Она поет по-французски.
— А-а-а…
— Тебе нравится?
— Нет. Я люблю, когда играют, — Алина перехватывает в зеркале заднего вида недоуменный взгляд водителя. Еще бы: такая кроха и такие речи.
