Твои, Отечество, сыны

что действительно достойны ордена Ленина, самого светлого, самого родного символа, который отныне сияет на нашем гвардейском знамени.

С этого дня начались напряженные, тщательно организованные учения. Нужно сказать, они увлекли бойцов. Командир 90-й танковой бригады подполковник Михаил Малышев уже умел большой опыт по ликвидации среди солдат и офицеров так называемой «танкобоязни». Конечно, он был прав, когда говорил, что хорошо обученному подразделению танки не страшны. Если боец находится в глубокой траншее или в отдельном глубоком окопе, вражеский танк не доберется до него.

Однако было недостаточно доказывать истину только словами. Нужно было, чтобы солдаты и офицеры убедились в этом на опыте.

Пожалуй, читатель может здесь заметить, что я отвлекаю его внимание второстепенными делами дивизии, так называемыми буднями ее, которые менее интересны, чем боевые дела.

Нет, мы считали учения по борьбе с вражескими танками делом первостепенной важности, а дальнейшие события показали, как много мы выиграли, предварительно «обкатав» бойцов.

Правда, и среди наших офицеров нашлись такие, что сочли эту «обкатку» только опасной игрой. Я понимал их скептические усмешки, но не хотел читать нотаций. Пример — великое дело: я сам лег под танк…

Ясно, что мое самочувствие нельзя было назвать отличным, когда над узким, глубоким окопом, в котором я находился, залязгали гусеницы стальной громадины, и эта задымленная, гремящая махина, нависла над головой. Но через несколько секунд после того, как танк прокатился над окопом, я встал и открыл «огонь» по нему из противотанкового ружья.

Да, пример — великая сила: теперь солдаты и офицеры стремились поскорее пройти «крещение» под танком.

Мы оборудовали по всем правилам взводный узел обороны, посадили в него стрелковый взвод, усилив его одной 45-миллиметровой пушкой и тремя противотанковыми орудиями. Танки с наступающей ротой прошли через боевой порядок взвода. У нас не было ни одного ЧП, и в целом взвод действовал отлично.

Я спросил у группы бойцов, как они чувствовали себя под танками?

Рослый веселый украинец ответил с мягкой лукавинкой:

—

Правду скажу вам, товаришу полковник, гiрше, нiж у тещi

на печi. Прет на тебя такая силища! Да еще ревет, как сто пар волов… Так и думалось мне: прощайся с жизнью, Омелько! Сейчас навалится, раздавит; и кричать бесполезно, никто тебя не услышит, никто не поможет… Ну, а как только перекатились танки — откуда и смелость взялась?! И на душе радостно: здоровенько були, Омельку!

Солдаты смеялись; стройный, красивый чернобровый узбек сказал:

—

Нехорошо, товарищ полковник, что много пыли!

Я тоже невольно засмеялся:

—

Наверное, придется оборудовать в траншеях вентиляторы?.. Или попросить танкистов противника, чтобы не пылили?

Боец-узбек оказался веселым человеком: он громко захохотал, показав ослепительно белые зубы:

—

Пускай, товарищ полковник, пылят! — И погладил ствол ПТР, — Мы «дождиком» их… «дождиком»… Просто я человек аккуратный и не люблю ни грязи, ни пыли.

…К 23 апреля мы получили хорошее пополнение: 19 маршевых рот; одну — истребителей танков и 18 стрелковых, 7 из них были гвардейские.

Возможно, читатель спросит: какая разница, ведь люди есть люди? Конечно, так. Однако гвардейские роты комплектовались исключительно из бойцов-гвардейцев и направлялись в гвардейские полки. Мы знали, что гвардейская рота надежна, как броневая сталь.

Из кого же комплектовались маршевые роты? Здесь были люди разных возрастов, профессий, званий. Одни, покидая родные села и города, шли на восток, так как не желали оставаться в оккупации, в большинстве эти беженцы не имели военной подготовки. Другие — воины — возвращались из госпиталей. Третьи — отставшие от своих частей: многие из них прошли без оружия сотни километров, разыскивая часть, а потом явились на сборный пункт и заявили о своем желании сражаться в любых частях. Четвертые — их было очень много — солдаты и офицеры, вышедшие из окружения. Наконец, пятая категория людей — ответственные партийные и советские работники, которые оставались на своих постах до прихода гитлеровцев. Маршевые роты требовали дополнительного обучения, но сражались они хорошо.

…Весенняя распутница доставила нам много забот. Дивизия занимала оборону западнее реки Северский Донец. Река эта в верхнем течении совсем неглубокая, но когда она вскрылась, нам пришлось разобрать низководные мосты и перейти на паромные переправы. Пропускная способность паромов оказалась малой, и дивизия стала испытывать недостаток даже в основных видах снабжения.

«Пробки» образовались не только на переправах, но и на дорогах. Машины буксовали в непролазной грязи, являясь мишенями для вражеской авиации, и были дни, когда мы не получали ни грамма продовольствия.

Нужно было что-то предпринимать: выйти из создавшегося положения собственными силами. Комиссар Зубков предложил создать отряды из физически сильных молодых людей и направить их пешим порядком за продовольствием.

До ближайшего продфуражного пункта было около сорока километров. Это — расстояние нормального суточного перехода. Но если учесть, что почти вся дорога по низине превратилась в сплошное болото и что людям предстояло возвращаться с грузом, задание выглядело непростым.

Мы вызвали в штаб наших интендантов: Василия Игнатова, Юрия Андрийца, Николая Чеверду. Я спросил Игнатова:

—

Что будем делать, товарищ дивизионный интендант?

—

С транспортом беда, товарищ полковник, — ответил он, порывисто вздыхая.

—

А разве все виды доставки использованы?

—

Машины, повозки… Как будто все.

—

А плечи?..

Он не улыбнулся:

—

Мы готовы отправиться хоть сейчас…

—

Именно об этом речь.

—

Но снабдить целую дивизию?

—

Вот потому мы и дадим вам троим в помощь целый батальон.

Лица наших интендантов просияли:

—

Завтра мы вернемся с продовольствием!

…Это лишь страничка фронтового дневника: эпизод неприметный и как будто малосущественный. Но тот, кому доводилось мерзнуть в окопах, в холодной грязи, мокнуть под зябкими весенними дождями, часами выстаивать на пронзительном ветру, знает, что значит, вдобавок ко всем этим невзгодам, остаться еще и без куска хлеба.

Группы бойцов, руководимые Игнатовым, Андрийцом и Чевердой, совершили подвиг: они прошли за тридцать шесть часов по болотам в два конца восемьдесят километров и доставили продовольствие.

Первой возвратилась группа Юрия Андрийца. Он шел впереди, высокий и черный, забрызганный грязью до самых плеч, и нес за спиной крепко пристегнутый мешок. Ему помогли отстегнуть ношу.

Он покачнулся и тяжело опустился на завалинку дома. Позже я узнал, что он один