двух лет, добившись очередной яркой победы, но уже над шведским флотом.
Вот только войны с северным соседом сейчас не произошло, наоборот, отношения между государствами потеплели настолько, что император с легким сердцем отдал свою младшую дочь замуж за шведского кронпринца, герцога Карла Зюдерманландского. Правда, предпринял некие шаги, оставшиеся в глубокой тайне, чтоб зять пораньше на себя водрузил королевскую корону — слишком непредсказуем был его старший брат на троне. Да и от зятька сейчас одна головная боль…
А старый адмирал вместо туманной Балтики уже как двадцать с лишним лет заворачивает всеми делами в Архипелаге — там у России и острова есть, и Морея под ее покровительством находится.
— Ты что-то сказал мне, Федор Федорович? — Голос Ушакова пробился через заслон размышлений, и Петр вернулся в действительность. Нехорошо получилось — заслуженный флотоводец ему что-то важное говорит, а он его почти не слушает.
— Я думаю, не совершили мы ошибку, государь, приняв решение, что все наши линейные корабли должны быть оборудованы паровыми машинами и винтами? — с задумчивым видом вопросил адмирал Ушаков и тут же торопливо добавил: — Нет, польза в паровых движителях несомненна, особенно в штиль. Я о другом — ведь на флоте наступят новые времена.
— Что делать, Федор Федорович, — Петр усмехнулся, — и на море пришел век пара. Хватит по рекам коптить и ступицами хлопать по воде. Пора, давно пора. И как видите, не зря. Мы вынуждены лавировать, ловить ветер, а они как шли, так и идут, и нас намного опережают.
Он с усмешкой показал на идущий далеко впереди отряд Грейга, за которым тянулся длинный черный шлейф дыма. Эти корабли первыми получили в этом мире винт, который, как он знал, в
Век пара уже наступил — промышленная революция охватила Англию и Россию, причем последняя была отнюдь не отсталой. В
Да и в военном отношении преимущество пока сохраняется серьезное — все европейские страны уже перешли на нарезные дульнозарядные штуцеры с саморасширяющимися пулями. Погнались за Россией, вот только это оружие — вчерашний день: русская армия уже полностью перевооружена на казнозарядные нарезные ружья.
Дальность стрельбы штуцера и винтовки почти одинакова, вот только скорострельность разная. Со штуцера выстрелили разок и минуту заряжают, если обычной пулею, лихорадочно орудуя шомполом. За это время русский стрелок прицельно тратил все четыре патрона с магазина и успевал заново его снарядить и столь же прицельно опустошить.
Но то на суше, а вот на море впервые в истории появилась уникальная возможность утереть нос британцам на их любимом поприще. Именно винтовые линкоры англичан и французов захватили господство на Черном море в Крымскую войну — русский парусный флот, во главе которого стояли превосходные адмиралы Нахимов, Корнилов и Истомин, не смог противостоять паровым гигантам и погиб в Севастопольской гавани.
И дело не в косности императора Николая Павловича и его окружения, просто Россия, лишившись экономического преимущества прошлого, запоздала со строительством парового флота, а союзники с выгодой для себя использовали выигрыш времени.
— Видишь ли, Федор Федорович. — Петр с немногими военными был на «ты», как бы подчеркивая этим обращением свое к ним доверие. И этим отношением царя с его «тыканием» очень дорожили. — Англичане пока не сообразили, какую выгоду несут паровые машины. А потому за эти три-четыре года мы должны построить как можно больше новых линейных кораблей. Потом для нас все будет намного труднее — на их острове верфи начнут бесперебойное строительство новых кораблей, мы неизбежно утратим свое преимущество. Но пока оно у нас есть, и мы должны использовать его с максимальной для России выгодой!
Константин завистливо покосился на грудь генерала Багратиона — там на темной ткани мундира тускло светился запыленный беленький заветный крестик — и тяжело вздохнул, с трудом сдерживая вспыхнувшую, как сухая солома, зависть. На шею генерала он даже не стал смотреть, чтоб не расстраиваться лишний раз.
Орден Святого Георгия третьего класса вообще редкостная награда, великий князь был бы рад даже четвертой степени, что на колодке. И снова вздохнул — даже сей крест можно только за подвиг воинский получить, а как его совершить прикажете?!
— Ваше превосходительство!
К Багратиону подскакал молодой подпоручик в запыленном гусарском мундире — лет семнадцать, глаза шалые.
— Татары идут, там, за холмами. Сотен десять, не меньше! И янычары с ними, орта, а то и больше!
— Откуда они взялись?! — в возгласе Багратиона страха не было, а одно безмерное ликование. Князь повернулся к царевичу.
— Повезло нам, ваше высочество, сегодня довершим дело, вашим отцом давно начатое.
Константин только кивнул в ответ — еще бы ему не знать, как в позапрошлую войну, 27 лет тому назад, его самодержавный отец наголову истребил турок и крымских татар при Ларге, Кагуле и Пруте. А потом одним рывком захватил Крым, это гнездилище разбойников, что столетиями пили кровь со славян — русских, малороссов, поляков и казаков. Тогда им было отмщение за все те длинные вереницы несчастных рабов, что ликующие татары столетиями уводили за Перекоп.
И вот султан собрал ошметки той орды, что избежала заслуженного ими избиения, ибо добрая треть татар присягнула России, и клятву эту исполняла с достоинством и прилежанием…
— Скачите, ваше высочество, к фельдмаршалу. Мы их истребим и закроем туркам дорогу к Царьграду. Пусть армия смело поспешает вперед — Фархад-паша на помощь султану не придет.
— Так точно, ваше превосходительство!
Отец всего один раз такую ему выдал нахлобучку за нарушение субординации, что этот урок Константин на всю жизнь запомнил. А потому, хоть он и «его высочество», но в данный момент «их превосходительное сиятельство» (тут молодой великий князь улыбнулся над своею незамысловатой шуткой) его непосредственный командир, приказы которого следует соблюдать от сих до сих. Иметь второй тяжелый разговор с императором молодой царевич не желал категорически.
И снова горестно вздохнул — в бой его явно не пускали ни старый фельдмаршал, ни этот молодой генерал. Обидно до слез! Но делать нечего — против воли самодержавного отца не пойдешь!
Посол тяжело вздохнул, перекрестился, беззвучно шевеля губами, будто читал молитву, а сам продолжал думать о своем, крестясь перед иконами и отвешивая поклоны. Ничего не поделаешь — политика, как и искусство, требует жертв.
Три года тому назад весь русский двор, узнав о казни этой набитой дуры Марии Антуанетты (посол чуть не скривился, вспомнив высокомерную австриячку, жену короля Людовика и сестру австрийского императора), оделся в траур, который, мыслимое ли дело для культурной Европы, соблюдался чуть ли не полгода.
А эти бесконечные молебны, изнуряющие тело посты, что ханжеские супруги налагали на себя, а заодно на весь Петербург. Даже английские пуритане, известные своим аскетизмом, прах их раздери, до такой изуверской строгости не додумались.
Никто из богатых русских вельмож в эти долгие дни ничего не праздновал и сам в гости не хаживал. И в иностранные посольства на торжественные обеды князья не ходили, откровенные беседы о российской
