которые ставят вопрос — 'почему евреи могут переезжать в другие страны, а мы нет?'». Не менее отрицательно он сказывался на проблеме «утечки мозгов» и политике великих держав на Ближнем Востоке. Как сказал Л. И. Брежнев на заседании Политбюро 20 марта 1973 года, «отпускать не только академиков, но и специалистов среднего звена не следует, не хочу ссориться с арабами».
А с другой стороны, почему бы не избавиться от балласта? В марте 1971 года глава КГБ Юрий Андропов предложил разрешить сценаристу Э. Е. Севеле покинуть страну по причине его «националистических убеждений» и «низких моральных и профессиональных качеств». По словам Оникова, отъезд «сионистов или националистов иных мастей», «религиозных фанатиков», «авантюрно настроенных людей», «шкурников, мечтающих о частном предпринимательстве, и неудачников, рассчитывающих на лучшую участь» — «не великая для нас потеря. Чем скорее уберется из страны подобный элемент, тем будет лучше». Подобная логика напоминала историю братца Кролика и тернового куста (Андропов, к примеру, мог порекомендовать разрешение или отказ на одних и тех же основаниях), по партийные руководители исходили из того, что, по крайней мере в некоторых случаях, польза от выдворения ненадежных подданных оправдывает чувство уныния, которое может вызвать вид их процветания в изгнании.
И наконец, некоторые из вождей были готовы отбить у евреев охоту эмигрировать, предоставив им то, чего им не хватает. Но чего же евреям не хватает? У Брежнева были довольно смутные представления на этот счет. 20 марта 1973 года он сообщил Политбюро, что в Советском Союзе, оказывается, издается журнал на идише.
Я тогда задал вопрос: есть у нас сколько-то цыган, но разве больше, чем евреев? Или у нас есть закон, преследующий евреев? А почему не дать им маленький театрик на 500 мест, эстрадный еврейский, который работает под нашей цензурой, и репертуар под нашим надзором. Пусть тетя Соня пост там еврейские свадебные песни. Я не предлагаю этого, я просто говорю. А что, если открыть школу? Наши дети даже в Англии учатся. Сын Мжаванадзе воспитывается в Англии. Моя внучка окончила так называемую английскую школу. Язык как язык, а остальное все по общей программе. Я так рассуждаю: открыли в Москве одну школу, называется еврейская. Программа вся та же, как и в других школах. Но в ней национальный язык, еврейский, преподается. Что от этого изменится? А ведь их все-таки три с половиной миллиона, в то время как цыган, может быть, 150 тысяч.
Я эту дерзкую мысль задал сам себе. Но так как я всегда полон откровения, то я думаю — никто ни разу не предложил, а что, если разрешить еврейскую еженедельную газету? У нас раз в неделю маленькие газеты выходят в Биробиджане. Не все ее прочтут на еврейском. Прочтет еврей, старый Абрамович прочтет, а там-то, что ТАСС передаст.
У нас вся политика по еврейскому вопросу основывается на одном Дымшице, вот видите, у нас т. Дымшиц зам. пред. Совмина, так что зря говорите, что евреев притесняем. А может быть, нам немножко мозгами пошевелить?
Я это говорю свободно потому, что я еще не поднял руки за то, что говорю. Я просто пока — руки по швам и рассуждаю, вот в чем дело.
Ни одна из дерзких мыслей Брежнева не была претворена в жизнь, но причиной его «откровений» — и причиной интереса Политбюро к еврейскому вопросу — было неослабное политическое давление со стороны Соединенных Штатов. В начале 1970-х годов дети Бейлки, превратившиеся к тому времени в самую влиятельную этнорелигиозную общину Америки, заново открыли своих советских братьев и сестер и признали в них «далекие остатки семей, спасшихся от гитлеровских и сталинских погромов». Превращение социалистов в евреев в Соединенных Штатах совпало с превращением социалистов в евреев в Советском Союзе, но если в Соединенных Штатах оно сопровождалось вхождением евреев в элиту, то в Советском Союзе оно усугубило отпадение евреев от государства. (Большинство американских евреев никогда не были социалистами, но нет сомнения, что «опротестантившийся» иудаизм вытеснил социализм в качестве основной нетрадиционной еврейской идеологии.) Бедные родственники 1930-х годов превратились в богатых дядюшек 1970-х, а после того, как Израиль победил самых главных драконов и потерял часть блеска и невинности, исход советского еврейства стал — на некоторое время — самой срочной, страстной и общей заботой американских евреев. К 1974 году широкая коалиция еврейских организаций и политиков затормозила «детант» Никсона—Киссинджера, добившись принятия конгрессом «поправки Джексона— Вэника», которая связала советско-американские торговые отношения с еврейской эмиграцией из СССР. По словам Дж. Дж. Голдберга, «еврейские активисты вызвали на бой администрацию Никсона и Кремль и победили. Евреи доказали миру и себе самим, что способны за себя постоять. Страшное пятно бездействия перед лицом холокоста было наконец смыто».
Хотя в поправке Джексона—Вэника (разработанной и проведенной через конгресс начальником штаба сенатора Джексона, Ричардом Перлом, и начальником штаба сенатора Рибикоффа, Моррисом Амитаем) говорилось о свободе эмиграции вообще, относилась она только к евреям. Исключительное право на обращение к государству с просьбой о выездной визе привело к еще большему отчуждению: все евреи стали потенциальными эмигрантами, а значит, потенциальными предателями. Кроме того, оно привело к появлению большой группы псевдосионистов и псевдоевреев: единственным способом уехать из Советского Союза было объявить о желании уехать в Израиль. Исход конца XX века был похож на исход начала XX века тем, что подавляющее большинство эмигрантов предпочитало Америку Палестине; главным отличием было то, что попасть в Америку (или куда бы то ни было еще) можно было, лишь попросившись в Палестину.
Вопрос о том, куда направиться, был важным для одних и не очень важным для других; возможность уехать из Советского Союза была важной для всех. Главным в исходе конца XX века было не убеждение, что Бейлка и Хава выбрали правильно, а убеждение, что Годл выбрала неправильно. Все были согласны с тем, что путь Годл — социализм — оказался трагической ошибкой и что единственный реальный вопрос сводится к тому, следует ли сделать теперь то, что Годл следовало сделать тогда: эмигрировать из ложного рая.
Эмигрировали многие — и до, и после того, как Советское государство согласилось наконец, что социализм был трагической ошибкой. Между 1968 и 1994 годами около 1,2 миллиона евреев покинули территорию бывшего СССР (43% всего еврейского населения — т.е. более массовый исход, чем тот, в котором участвовали Бейлка и Хава). Первая волна, достигшая Израиля между 1968 и 1975 годами, принесла с собой большинство идеологических сионистов (таких, как Маркиш и Агурский) и многих внуков Цейтл из прежней черты оседлости. Следующий поток эмигрантов, в том числе множество внуков Годл, устремился в первую очередь в Соединенные Штаты (90% эмигрантов из Москвы и Ленинграда отправились в США). Израильское правительство всячески пыталось переломить эту тенденцию, но Соединенные Штаты вняли его уговорам и согласились значительно снизить эмиграционные квоты для советских евреев лишь после 1988 года, когда доля направлявшихся в Америку достигла 89%. После падения Берлинской стены в 1989 году Израиль открыл консульства в Советском Союзе, закрыл пористый транзитный пункт в Вене и в конце концов сумел помешать большинству беженцев 1989—1992 годов (крупнейшей группе из всех) отбиться от основной группы. К 1994 году 27% еврейских эмигрантов из СССР воспользовались гостеприимством внуков Бейлки, а 62% — Хавы.
Где бы они ни оказались, потомки Годл остаются верными позднесоветской концепции принадлежности. Большинство из них — евреи по крови, русские по (высокой) культуре и не религиозные вовсе (если не считать культа Пушкина). А это означает, что они не настоящие евреи с точки зрения их американских и израильских благодетелей (многие из которых испытали разочарование, знакомое тем, кому случалось приютить у себя давно утраченного родственника). Советские евреи похожи на вывернутых наизнанку марранос (испанских «новых христиан»): публичные евреи, практикующие свою гойскую веру — с ее особыми трапезами, ритуалами и священными текстами — в частном мире своих квартир. Впрочем, это временное состояние, поскольку важнейшей общей чертой всех потомков Тевье является сознание того, что они — потомки Тевье. Вернее, все они разделяют важнейшее из верований Тевье: «гоем всякий может быть, а евреем родиться надо». Все евреи — евреи «по крови»; остальное — вопрос «абсорбции» (если воспользоваться израильским термином). Рано или поздно советские иммигранты в Израиль и Соединенные Штаты «восстановят свое еврейство» во всей его полноте, что, разумеется, не означает возврата к вере Тевье (как никакое возрождение не означает рождение заново). В Израиле «восстановление» подразумевает вытеснение канона русской интеллигенции израильским
