Разболелась моя голова,
И мне кажется, я - сумасшедший...
В полумраке плетутся мечты,
Тучи плотно на крышу насели...
Хорошо, что, любимая, ты В этот час у моей постели.
Не печалься, не стал я иной,
Хоть в душе и тревожно и пусто...
Все пройдет, если рядом со мной Воплощение мысли и чувства.
Он открыл глаза. Жены в комнате не было. Дверь приоткрыта.
- Надя! Наденька! - крикнул он негромко: голос ослаб.
Она тут же появилась на пороге.
- Ты вздремнул? Я на минуточку отлучилась на кухню. Тебе лучше?
- Лучше. Присядь, послушай, что я во сне сочинил.
- Разве стихи и во сне сочиняют?
- Бывает... - улыбнулся он слабо, - я не спал, только глаза закрыл, мне показалось, и вдруг, представь себе, сочинил стихотворение. Слушай. Оно посвящено тебе.
- Какой ты счастливый, - воскликнула она, когда Ефим окончил декламировать, - найти нужные, вроде бы обычные слова, заставить их звучать всегда по-новому, - это, наверно, и есть талант?.. И все у тебя хорошо получается. Даже сказочка для ребятишек и та, по-моему, славненькая, непосредственная. «Котик наш усатый, серый, полосатый...» - она продолжала наизусть читать сказку.
Ефим не слышал ни слов, ни ее голоса, замер. Вдруг спросит: «Как дела в издательстве, когда книжка выйдет?» Что отвечать?
У него на душе отлегло, когда она продолжила:
- Я отварила кусочек судачка, теперь поешь или попозже?
Ему даже есть захотелось.
- Судачка? Да, поем, подать его сюда такого-разэтакого!
Надя вышла на кухню. «Пронесло-то пронесло, - думал он, - да надолго ли?.. Рано или поздно придется открыть правду. Наверно, было бы лучше сделать это немедля: какой тяжкий груз снял бы он с себя!.. Верно, с себя груз снимет, а каково будет Наде? Ее страшное известие придавит как плита. Нет, - решил он, - после выздоровления потихоньку подготовлю ее, потом все выложу».
Она принесла две тарелочки с рыбой и картофельным пюре, одну подала Ефиму, с другой села подле кровати. Рыба свежая, вкусная, оба уплетали ее с аппетитом, после пили чай. Помешивая ложечкой в стакане, Надя склонила головку, лукаво посмотрела на мужа.
- Фима, у меня огромная для тебя новость.
Он с любопытством посмотрел на нее.
- Может быть сам догадаешься? Нет, не догадаешься... Знаешь, - щеки ее разрумянились, она тихо смущенно прошептала: - у нас будет ребеночек... Не веришь? Да-да, у нас будет ребеночек! Я так рада! Я так долго этого ждала, Фима, родной мой...
Нет, Ефим не вскочил с постели, забыв о недуге и слабости, не схватил жену в охапку, не закружился вместе с ней по комнате, не осыпал поцелуями любви и благодарности, не воскликнул: «Наконец-то! Ура! Спасибо тебе, Наденька!»
Известие Нади ошеломило его, заставило почти физически ощутить могучие клещи капкана, в который он роковым образом попал. Только что он намеревался все ей рассказать... Но теперь, когда она так счастлива от ожидания материнства, от многих успехов мужа и радужных надежд - это стало совершенно невозможным... Он привстал с постели, обнял Надю, крепко прижал к себе.
- Радость моя... - и внезапно почувствовал неодолимую слабость, головокружение, разомкнул объятья, обессиленный откинулся на подушку.
- Фима, что с тобой? - Надя испугалась, увидев, как он побледнел.
- Не пугайся, это от великой радости... Это... сейчас будет лучше.
Она заботливо оправила постель.
- Успокойся, ляг поудобнее.
Он повиновался, полуприлег, отдышался. Надя увидела, что лицо его порозовело, села рядышком, стали мечтать.
- Будет у нас сын, Наденька, красивый, сильный...
- Умный, зеленоглазый и кудрявый, как папа, - добавила Надя.
- Милый, как мама, — добавил Ефим.
- Талантливый, как папа, - добавила Надя.
- Славный, как мама, - добавил Ефим.
Наверно еще тысячу добродетелей и выдающихся достоинств предначертали бы они своему предполагаемому сыну, если бы на пороге комнаты не появилась Лена. Она осведомилась о самочувствии Ефима, поманила Надю.
- Выйди на минутку.
О чем шептались женщины за дверью, Ефим не слышал. Надя скоро вернулась заметно озабоченная.
- Ты чем-то расстроена? Что случилось?
- Ничего... Лена попросила взять ее мальчика из садика. И, по возможности, два-три дня присмотреть за ним. Муж поздно приходит с работы, а ей придется некоторое время побыть в больнице, недолго.
- В больнице? Что с ней?
- Она не больна, она идет... Ей будут делать аборт.
«Аборт»! - прозвучало для Ефима, как выстрел.
Никогда ранее не задумываясь по поводу такого вроде бы обычного способа избавиться от нежеланного ребенка, он сейчас не мог понять, почему Надино сообщение вызвало у него подспудную тоску, даже отчаяние, до боли сжавшее сердце.
- Ты что молчишь? О чем задумался? - не дожидаясь ответа, Надя грустновато сказала: - Лена рарстроида меня этим известием. Не знаю почему,,. И ты нос поверил, не отпирайся, вижу,., Странно...
Сильный порыв ветра с треском распахнул большую форточку, сквозняк смахнул со стола салфетку вместе с пустыми стаканами, посуда с лета ударилась о дверь, разбилась вдребезги. Ефим вздрогнул. Надя кинулась к форточке, надежно заперла ее, принесла с кухни веник и совок, смела осколки, унесла в мусорное ведро.
- Хорошая примета, - сказала возвратясь, - посуда, говорят, бьется к прибыли, к добру.
- Возможно, - не сразу отозвался Ефим, - к прибыли, к добру? Да будет так, - с убийственной ясностью он представил себе роковую безвыходность своего положения.
Шальная настырная вьюга Отчаянно рвется в окно...
Опять, дорогая подруга,
В душе, как в подвале, темно...
Строки мгновенно вспыхнули в воображении. Но он словно нажал на стоп-кран. «Прочь пессимизм, хватит! - приказал он себе. - Ты забыл, что, волей Божьей, осенью станешь отцом? У тебя будет сын... Или доченька, беленькая и милая, как Надюша... Какие неприятности могут затмить эту сверкающую приятность?! Ты будешь па-пой!..» Радость переполнила его, он чуть было не закричал «Ура!». Но вдруг отчетливо услышал настойчивый, пугающий стук в дверь... Треск распахнутой порывом ветра форточки, звон осколков посуды... Надя стоит у кровати, видит Ефим, шевелятся ее губы: «Нет, Лена не больна, ей будут делать аборт».
«Аборт, аборт», - все усиливающимся эхом прокатывается по комнате, выбивает окно, исчезает... Ефима оглушает тишина...
Несколько дней и ночей из реального мира он переплывал в мир отвлеченный, муаровый, полный грез, видений, населенный знакомыми и незнакомыми людьми, близкими, далекими, давно ушедшими в небытие.
От бессонницы и тревоги Надя совсем извелась. Врачи настоятельно просили, нет, требовали
