«помощникам» (выражение Н. Хрущева), советские писатели расплачивались. Утратой человеческого достоинства, чести, честности, честности в самом главном и святом для творческой личности. Лживыми произведениями о счастливой советской социалистической действительности они помогали оглуплять народ, внушать ему заведомо фальшивые, путаные ориентиры, цементировали литературным враньем обреченный, разлагающийся режим, усердно выискивали признаки здоровья и красоты у полутрупа. У вернопроданных (так называл их Ал. Соболев) советских писателей днем с огнем невозможно было найти не то что много слов - даже полслова, намека на укор существовавшей власти. Подпевалы-конъюнктурщики. Ал. Соболев называл их еще вечными «именинниками» - за групповые выезды на юбилеи в разные города страны. Жизнь-праздник. Их исключительная ценность для страны выражалась и подчеркивалась интенсивным поблескиванием орденов и лауреатских знаков, коими они увешивались по формуле: «ты — мне, я — тебе», т.е. по взаимоприятному и взаимовыгодному представлению друг друга к наградам. Конечно, при содействии соответствующих отделов ЦК партии. Спайка была мертвая - и в прямом, и в переносном смысле слова.
Внезапным, ослепительно ярким, как вспышка метеорита, пришествием «Бухенвальдского набата» к несчетным миллионам завороженных им слушателей Ал. Соболев молча, но твердо и убедительно доказал, что: во-первых, принадлежность к Союзу писателей еще не есть свидетельство особой одаренности. В противном случае «Бухенвальдский набат» должен был появиться обязательно из-под пера члена ССП; во- вторых, подлинно талантливые художественные произведения рождаются и без вдохновляющего присутствия членского билета ССП в кармане. Создав, не имея его, ставшую знаменитой антивоенную, антифашистскую песню, Ал. Соболев этим самым низвел билет ССП до пропуска к парткормушке для избранных, для партприближенных. Не более того; в-третьих, стать автором выдающегося произведения, оказывается, можно и не пресмыкаясь перед восседающими в кабинетах на Старой площади, не полируя дорогу туда языком и коленками.
Первое, второе, третье и... Король-то голый!
Согласитесь, таких трех «открытий» с лихвой хватило для лютой ненависти к тому, кто имеет право ткнуть тебя носом в нечто крайне неприятное, кто в помыслах честен и чист, в творчестве независим, а главное — непродажен.
Я сроду не бывал в продаже,
нет, на меня не выбить чек.
Пусть цели не достигну даже, я все же есмь - человек!
Я не мечтаю о награде,
мне то превыше всех наград,
что я овцой в бараньем стаде
не брел на мясокомбинат.
Это Ал. Соболев о себе. Раз и навсегда. На всю жизнь. Стихотворение «Я расстаюсь со старым годом». Дата сочинения - 1979 г. Для публикации такого стихотворения в СССР не нашлось бы ни одного издания. Умножив собой число «строк-арестантов», оно увидело свет в упоминавшемся ранее сборнике стихов в 1996 г.
Что общего могло быть у слуг тоталитарного режима, советских писателей, с приверженцем и слугой правды Ал. Соболевым? Ни на йоту не изменяя своим убеждениям, он, уже автор «Бухенвальдского набата», пишет в 1963 г. стихотворение «Правда». Странно, верно? Пик славы песни, а поэт размышляет о величии правды, клянется быть верным ей до конца. Что ж, лишенный поддержки правящей партии, он ищет и находит опору для верности избранному пути в силе личных убеждений.
В упор глядишь глазами строгими, порой крута и грубовата, ты по Земле веками долгими шагаешь поступью солдата.
И не в обход путями торными, а напрямик, по бездорожью.
Бесстрашная и непокорная, всегда воюешь насмерть с ложью.
Непобедимая, великая, тебе я с детства дал присягу, всю жизнь с тобой я горе мыкаю, но за тебя - костьми я лягу!
Как всегда без надежды на удачу, скорее из озорства, желания поразвлечься, посмеяться, предложил он свою «Правду» газете «Правда». «Я принес вам “Правду”, которую ваша “Правда” не напечатает», - заявил с порога. Угадал. Вернувшись домой, присоединил «Правду» к другим «неудобопечатаемым» стихам, к «строкам-арестантам». На долгие годы, если точно - на 33 года, до сборника посмертного.
А стихи-то вполне добротные! Что помешало «Правде» предоставить им место на своих страницах? Причина в том, что ни один «правдист» не смог бы прямо и честно ответить на вопрос: почему советский человек - строитель коммунизма - с правдой горе мыкает? Это с какой же правдой? С советской правдой горе не мыкают. Помните: «Мне правда партии велела во всем всегда быть верным ей» - так заверил себя и партию А. Твардовский.
Ал. Соболев выбрал в качестве маяка и попутчика правду, которая «всегда воюет насмерть с ложью». Вот и получил в «Правде» от ворот поворот.
«НИЧЕГО НЕ ВИЖУ,
НИЧЕГО НЕ СЛЫШУ,
НИЧЕГО НИКОМУ НЕ СКАЖУ...»
Более подходящих к случаю слов не подобрать, если рассказывать об отношении к Ал. Соболеву руководства Союза советских писателей.
Та часть собратьев по перу, которая анонимным телефонным звонком объявила о себе Ал. Соболеву угрозой, все-таки его заметила, отметила появление на литературной арене, косвенно похвалила (а то чего бы так беситься?!). С возглавляющими ССП дело обстояло иначе - их прямым долгом в соответствии с должностными полномочиями и уставом ССП было словом и делом отозваться на приход бесспорного таланта, так неожиданно громко о себе заявившего. Уделить ему больше внимания, так как он пострадал на фронте, пригласить стать членом творческого содружества, поинтересоваться, как у него дела, не нужна ли поддержка, помощь, например в издании книжки, если рукопись уже подготовлена, узнать, каковы творческие планы, нет ли на подходе «второго набата», не надо ли поправить здоровье и т.д.
И отмерять благие слова и дела не тощенькой мензурочкой, а емким ковшом. Возможностей для щедрости имелось предостаточно: в руках и «под руками» находились издательства, а Литфонд обладал весьма солидными средствами, чтобы сеять добро широчайшими жестами. При желании.
Но боги с писательского Олимпа величественно безмолвствовали и своим молчанием давали простор для поисков причин их загадочного поведения. Возможно, они. ограниченные рамками званий и должностей, были просто предусмотрительнее, дальновиднее и хитрее. Не стали орать: «Мы тебя!..», а избрали действия тихие, бесшумные, но от этого не менее эффективные. Предпочли бить наверняка. Под тем же девизом, что и у «рыцарей» телефонного террора. О том, что телефонных террористов связывали тесные узы братства и солидарности с богами писательского Олимпа, никто, разумеется, вслух нигде и никогда и словом не обмолвился. Наличие такого союза обнаружилось случайно.
В один прекрасный день (так иногда начинаются сказки) личной встречи удостоил автора «Бухенвальдского набата» сам тогдашний заведующий отделом культуры ЦК партии В. Поликарпов, что служит дополнительным подтверждением значимости этой песни. До таких бесед допускались немногие. Узнав, что Ал. Соболев еще не член ССП, В. Поликарпов тут же, при Соболеве, позвонил первому секретарю ССП Маркову и предложил ему, цитирую, «без всяких проволочек и формальностей, учитывая пожизненную инвалидность Соболева, принять его в Союз писателей».
Никто и не думал прятать разоблачающие «уши». Вечером того же дня поэт Соболев услыхал очередное анонимное, по-писательски изящное предупреждение «Не суйся!» с непечатными аргументами. Он снова задумался. Теперь - над разгадкой связи его визита к Поликарпову и «дружеским» звонком, над настораживающей осведомленностью его телефонных опекунов, об уже несомненном «деловом сотрудничестве» руководства ССП с анонимщиками.
Но насколько сильно и влиятельно это сотрудничество? Подумал Ал. Соболев и о том, что звонок Поликарпова все-таки не может быть проигнорирован главой ССП - не позволяла внутрипартийная субординация. И решил подождать, посмотреть, что будет, как развернутся события. Он понимал:
