прозвучавшее из ЦК «предложение» о его приеме в Союз писателей для нижестоящей структуры равнозначно приказу: исполнить незамедлительно. Но этого не произошло ни тогда, ни позже. Марков не выполнил приказа сверху! Марков, компартийный угодник, посмел ослушаться звонка из ЦК партии! Откуда взялось у него это вызывающее бесстрашие, почти бунт?! Храбрость его зашла так далеко, что в отличие от руководящего партийного работника В. Поликарпова он, всего-то секретарь ССП, не снизошел до личного общения с автором знаменитого произведения «Бухенвальдский набат». Как так?! Опять загадка!..
В то время одна мысль превалировала в догадках Ал. Соболева о непонятном для него поведении Маркова: не мешает ли приглашению Соболева в ССП его национальная принадлежность? К тому же кто-то сказал ему недавно «по секрету», что якобы дано указание «сверху» ограничить или вовсе прекратить прием евреев в ССП: их, мол, там и так много... В стране национального равноправия (в декларациях) автор антифашистской песни ничем не был защищен от фашистского выпада в свой адрес. Вспомнил, как в начале 50-х годов открытое гонение евреев в СССР пришлось по вкусу немалому числу советских писателей. Вспышка антисемитизма вдохновила некоторых из них выдать на потребу дня «шедевры» с выразительными названиями: «Без кого на Руси жить хорошо», «Чесночок» и прочее в таком же роде, которые бесцензурно ходили по рукам в кулуарах ССП, развлекали сочувствующих и единомышленников. Одному из ретивых антисемитов Ал. Соболев посвятил эпиграмму:
Он от рождения горбат и в том ничуть не виноват.
А что стихи его «горбаты» -так в том евреи виноваты.
В толком не проветренных от антисемитизма, не продутых чистым здоровым ветром интернационализма апартаментах ССП неприятие еврея Ал. Соболева, хотя и автора «Бухенвальдского набата», не казалось событием сверхне-обычным и могло проявиться в любом виде, в том числе в отказе быть принятым в ССП.
При этом звонок В. Поликарпова Маркову мог быть не более чем актерским жестом, внешне приятным, обещающим для Соболева, ни к чему не обязывающим Поликарпова, понятным без разъяснения Маркову, что и вылилось в его неповиновение... Была это беседа двух антисемитов? Вряд ли. Здесь, пожалуй, другое: оба они, повинуясь негласному антисемитскому настрою в партийных верхах, не захотели «выделяться», открыть дорогу человеку, который подвел их (заодно и себя), родившись евреем.
...быть вроде нищим, вроде лишним - в опале честный иудей, на положении «эрзаца»
(не та меня родила мать), благоволения мерзавцев как милостыню годы ждать...
(«К евреям Советского Союза»)
Пытаясь найти оправдание поступку Маркова, Соболев подумал и о том, что Поликарпов своим звонком насчет него вынуждал секретаря ССП пойти на нарушение существовавших правил приема в Союз писателей. Он считал, что в ССП только принимают, но не приглашают, и ошибался. В некоторых случаях, а это касалось особо одаренных литераторов, ССП звал их в свои ряды. Я не знаю более ранних публикаций, но в марте 1984 г. «Вечерняя Москва» довела до сведения читателей примечательное событие: поэтессу Т. Реброву приняли в ССП по неопубликованной рукописи... как человека, наделенного несомненным талантом. И это было отступлением от правил: заметили талант по неизданным стихам, оценили, пригласили, присоединили к общему писательскому организму... Срочно! Не потерять бы!
Здоровая молодая дама с тетрадочкой стихов, никому не известных, и... инвалид войны с «Бухенвальдским набатом», завоевавшим весь мир. Несопоставимо, тут и возражать нечего. Где же ты, трогательная забота ССП о талантах, ау!..
Позже, в августе 1986 г. литератор Агафонов рассказал на страницах «Литературной газеты» о том, как после постановки его пьесы в областном театре его позвали в местное отделение ССП и повелели писать заявление о приеме в ССП...
Как тут не вспомнить, не сравнить, что в течение четырнадцати лет, вплоть до своей смерти в 1973 г., возглавлял московскую писательскую организацию поэт Михаил Луконин, бывший фронтовик. 60-70-е годы - время нарастающей славы «Бухенвальдского набата». Что же молчал Михаил Луконин, почему не позвал Ал. Соболева в ряды ССП, что вынудило его, «окопного брата», сыграть в «ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу» по отношению к Соболеву? Был согласен со стаей или побоялся ее зубов? Или его действия - представителя партийной номенклатуры - тоже регламентировала ниточка, связывавшая его с кукловодами из Кремля?
Не дождавшись благоприятных для себя последствий беседы Поликарпов-Марков, Ал. Соболев оценил ее как бесчестную сценку, мысленно прикинул и процедуру приема его в ССП, если бы таковая состоялась. Не исключил обструкцию, публичный скандал, оскорбления... На вторую чашу весов вынужден был поместить свою инвалидность... И счел за лучшее внять совету анонимных «покровителей» и... «не соваться».
СОИСКАТЕЛИ ЛЕНИНСКОЙ ПРЕМИИ
А популярность песни неудержимо росла во всем мире. Песня неизменно глубоко волновала слушателей, она стала необходимым добрым спутником их жизни, к ней не «привыкали», она не надоедала, прочно вошла в сердца и души. Вопрос о представлении к награде за «Бухенвальдский набат» ее авторов созрел будто бы незаметно, «изнутри».
Поэтому выдвижение авторов всеми любимого произведения на соискание высочайшей награды в стране - Ленинской премии - было воспринято как должное. Но в истории советской культуры это был случай уникальный: претендовали на Ленинскую премию поэт и композитор за одну только песню! Люди согласились с этим фактом: песня особая, выдающаяся, неординарная. Песня затмила своих авторов. И выдвижение их на соискание Ленинской премии воспринималось как выдвижение самой песни, как правомерный акт ее признания.
Судя по прямо-таки сумасшедшему успеху «Бухенвальдского набата», решение о его выдвижении должны были принять коллективы организаций не менее чем государственного, союзного значения. Решения профессионально обоснованные, которым следовало доверять, не сомневаясь в их достоверности.
По-детски наивно думать, что выдвижение на соискание Ленинской премии происходило «снизу», как обожала толковать партия, спонтанно. Вот мол, собрались где-то Вася, Ваня, Федя, Маша, Даша и Катюша и придумали: давай выдвинем «Бухенвальдский набат» на Ленинскую премию, уж больно песня хороша, за сердце берет. Сочинили ходатайство, собрали подписи (по коммунистическим правилам) и послали его в Комитет по Ленинским премиям... Там распечатали конверт, прочитали и умилились... В грядущие века такие сказки будут рассказывать чересчур доверчивые бабушки своим внукам. За неимением лучшего.
В СССР, при комвсевластии, вопрос о будущих соискателях Ленинской премии (возможно, и лауреатах) рассматривался с сугубо коммунистических позиций, и не где-нибудь, а в мозговом центре ЦК на Старой площади вкупе с карманными представителями ССП, ССХ, ССК. Сообща сочиняли сценарий, а потом спускали его «вниз» для публичного воплощения, т.е. для постановки спектакля для «простых» людей.
Да-да! Спектакля. С режиссурой, натренированной, натасканной. Назначали и исполнителей по мере надобности.
Считаю, что в случае с «Бухенвальдским набатом» вопрос о выдвижении на Ленинскую премию решался продуманно, с дальним прицелом, с предусмотренной развязкой затеянного спектакля.
С оценкой общественно-политического значения «Бухенвальдского набата» поручили выступить Советскому комитету ветеранов войны. Тем более что и Ал. Соболев — инвалид войны. Тут отводилось место эмоциям, спрос за которые не планировался. Мало ли по какому поводу расстраиваются старички и старушки.
Предстояло назвать, так сказать, ответственных за художественные достоинства «Бухенвальдского набата», точнее - способных солидно их назвать и отстоять... В роли «покровителя» и «защитника» мелодии Вано Мурадели оказался Союз композиторов РСФСР (?)... Почему не СССР?
Оставалось назвать «покровителя» стихов Ал. Соболева, положивших начало песне. Тут бы самое место и время высказаться ССП. Но третьим выдвигающим оказался профкомитет литераторов при издательстве «Советский писатель». Профсоюзная - не творческая - организация для, не в обиду им будь сказано, «околописателей», т.е. литераторов - не членов ССП. Профкомитет собирал с них профвзносы, оказывал скромные социальные услуги.