гектары посевных площадей поставляли продукцию, которая шла не по накладным в государственную торговую сеть, а торговцам-ворам, с которыми совхозные воры были в сговоре. Доходы образовывались немалые, оседали они в карманах организованных воровских шаек.
Но это лишь один из самых примитивных способов, как заверил Ал. Соболева совхозный руководящий вор...
Сюжет фельетона, предложенного Ал. Соболевым «Крокодилу», был фантастически необычным: семья завмага Бугрова вдруг взбунтовалась, членов семьи - принимающих краденое, благоденствующих на нетрудовые деньги - внезапно охватил стыд и за содеянное отцом, и за свое соучастие с ним в обворовывании государства. Говорит сын Андрей:
- С тобою вместе много лет мы разделяем преступленье...
Ведь не от праведных трудов и не от премий и зарплаты мы так бессовестно богаты...
Нет сил друзьям смотреть в глаза и даже незнакомым людям.
Горячо укоряет отца и дочь:
В моих нарядах дорогих, с любою модною обновкой давно среди подруг своих я чувствую себя воровкой...
Семья требует от вора, чтобы он вернул государству награбленное, в том числе дачу, машину, драгоценности, одежду, и пошел с признанием своей вины «куда - известно»...
.. .Семья тебя, пусть даже долго, другим оттуда будет ждать...
Так должно быть, так видится справедливость поэту. Но он не в плену иллюзий.
Семейный суд!
Дорогой длинной
пошел бы завтра наш Бугров
куда и следует - с повинной.
Но нет, увы, таких судов.
А это - приговор обществу, поправшему мораль, утратившему стыд. У такого общества нет будущего. Оно не способно к самоочищению. Порочна система, что вершит дела в огромной стране.
И что же? Спасовал Мануил Григорьевич перед необычным, пожалуй неподходяще смелым, фельетоном Ал. Соболева? Нет, главный редактор «Крокодила» Семёнов оказался верен правде и не побоялся риска. Он опубликовал крамольное сочинение Ал. Соболева. Больше того, наградил его за хорошее произведение «крокодильским» знаком лауреата: дипломом и огромной бронзовой медалью с рельефным изображением крокодила.
О судьбе басни «Номенклатурный баран» я говорила: она ждала публикации без малого полвека. Фельетону о партийной номенклатуре «Во поле березонька стояла» повезло. Когда фельетон увидел свет в первом сатирическом сборнике Ал. Соболева - «Бритый Ёж» (из серии «Библиотека “Крокодила”»), я, помню, спросила Александра Владимировича, как это цензор отважился пропустить столь ядовитое высмеивание непогрешимой и неприкосновенной компартийной элиты. Его ответ запомнился: цензор через несколько дней уходил на пенсию и заявил, что хоть напоследок хочет быть человеком...
А фельетон рассказывал о том, что «во поле березонька стояла, а над нею солнышко сияло».
И была березонька на диво статью и осанкою красива...
По весне среди ветвей зеленых раздавались трели птиц влюбленных. Поздним летом улетали птицы, но звенела спелая пшеница.
Было в одиночестве не худо.
Не березка выросла, а чудо.
К этому времени остался не у дел Петров Геннадий, «не шофер, не пекарь и не плотник, по профессии - ответработник».
...В «кадрах» встретили Петрова хмуро: все же как-никак номенклатура.
Стали работенку подбирати -только подходящей нету кстати.
И номенклатура загрустила...
Но завкадрами вспоминает, что «во поле березка, как невеста... Будете, Петров, при ней начальником». И Петров наводит порядок:
«...кору не трону,
для начала обкорнаю крону,
а еще я не согласен в корне
с тем, что разрослися слишком корни...
Подрубить, - он приказал, - отростки».
Покатились слезки у березки...
И листва до срока облетела.
К августу березка почернела.
Во поле берёзонька стояла, во поле берёзоньки не стало.
Сотворив «доброе» дело, номенклатура опять осталась без работы.
...В «кадрах» встретили Петрова хмуро: все же как-никак номенклатура...
Начал зав уже немного злиться,
Но... (тут мне придется с ритма сбиться)
В лесу родилась елочка как будто напоказ.
И зав решил, что к елочке приставить надо «глаз».
Достал он папку с полочки, и в ней он записал, что он Петрова к елочке начальником послал...
В советской социалистической действительности номенклатурные посты покидали разве что с перемещением на кладбище. С главным редактором «Крокодила» М.Г. Семёновым обошлись «не по правилам»: ему пришлось оставить номенклатурный пост сразу же по достижении пенсионного возраста. Он немногословно дал понять Ал. Соболеву, что во время беседы в ЦК партии М. Суслов упрекнул его и за фельетоны, и вообще за сатиру Ал. Соболева. Сатирик Ал. Соболев в долгу перед Сусловым не остался:
Ох, до чего же век твой долог, кремлевской банды идеолог - глава ее фактический, вампир коммунистический.
Поэт еще раз упомянул в своем творчестве М. Суслова, написав «в стол» стихотворение «На смерть главного идеолога». Оно начинается словами «В Кремле преставился палач.,,». Опубликовано в посмертном сборнике Ал. Соболева «Бухенвальдский набат. Строки-арестанты», 1996 г. Стихотворение - достоверный вклад в историю советского народа в период его зомбирования. Этому посвящено и одно из сатирических стихотворений - «Первомайское», также пролежавшее два с лишним десятилетия «в столе».
Прошу не забывать: все, о чем я пишу, происходило параллельно или на фоне, как хотите, стойкой ко времени славы «Бухенвальдского набата».
Возвращаюсь к «Первомайскому». Такое стихотворение мог написать только поэт-гражданин, которому горько и больно за народ своей страны. Я говорила выше: поголовное большинство советских граждан, одураченных «комагитпропом», приучилось, вот здесь уж точно здравому смыслу вопреки, считать свое, по сути рабское, положение единственно достойным и подходящим видом пребывания на планете. Непрестанным науськиванием их приучили ненавидеть капиталистов вообще, а американских особенно. Беспросветно нищие советские люди даже жалели «угнетенных» - с подачи советской пропаганды - в странах капитала. В определенные «верхами», узаконенные красные дни календаря на бескрайних просторах СССР повсеместно можно было наблюдать массовые проявления... довольства, словно наркотической, предписанной «сверху» радости. Этому непостижимому рассудком явлению советской действительности и посвящено сатирическое стихотворение Ал. Соболева «Первомайское». Задумка его относится к началу 70-х годов. Помню, мы выехали «на дачу» в Озёры накануне 1 Мая. В день первомайского праздника Александр Владимирович, вообще-то не почитатель спущенных «сверху» праздников, захотел вдруг посмотреть на озёрскую праздничную демонстрацию. Мы прошли на главную улицу города - конечно, улицу Ленина - и остановились на тротуаре. Мимо нас, как полагалось, с лозунгами, транспарантами, портретами вождей - из Кремля, - со знаменами и бумажными цветами двигалась очень длинная колонна демонстрантов. Из репродукторов доносились песни, играл оркестр...
В тот момент, когда часть колонны текстильщиков (в Озёрах - большой текстильный комбинат) почти поравнялась с нами, заиграл шедший с колонной гармонист. И почти сразу в просвет между рядами
