ФАКТ КОММУНИСТИЧЕСКОГО РАБСТВА
Ал. Соболев возмущен, ему больно за бесправие советских людей, за отсутствие у них протеста против своих поработителей. Они привыкли... Они смирились... Порой, как уже было сказано, демонстрируют довольство. А поэт твердит о «всенародном бездумье», он в отчаянии, видя «тупую правящую рать, народ безвольный, алкогольный». Да не будет выглядеть он хулителем, злобным клеветником. И доказать лишний раз его честность до щепетильности, строжайшую правдивость в творчестве поможет рассказ об одном из лучших его публицистических стихотворений, которому он дал тревожное название «В село Светлогорье доставили гроб». И первые строки проясняют, о чем он поведет речь:
В Россию из
Афганистана
на черных крыльях монопланов плывут, плывут,
плывут гробы...
Слово не подберешь: «взорвался», «взлетел», «взбесился»... чтобы точно обозначить его реакцию на первые цинковые гробы из Афганистана. Он метался по квартире - я таким его раньше не видела - и, обращаясь скорее не ко мне, его собеседнице, а к тем, кто не мог его в тот момент слышать, повторял: «Почему они (советские люди. - Т.С.) молчат?! Почему не выходят на Красную площадь с протестами, не кричат, не возражают?! Как терпят, ведь у них, как у рабов, отбирают детей, гонят юнцов на бессмысленную смерть?!»
Это было для поэта потрясением. И оно, естественно, вылилось в стихи, поэтический приговор преступникам из Кремля. Бывший фронтовик, защитник Отечества в годы Второй мировой войны вспоминает:
Почти мальчишками когда-то в руках с разящим автоматом за Родину мы шли вперед - освободители- солдаты.
В народе подвиг наш живет.
А вас кто, по какому праву на смерть бесславную направил?
Какой вандал? Каких кровей?
Чтоб стали вы червей потравой во имя правящих червей?!
И вот в село Светлогорье доставили цинковый гроб... И люди из окрестных деревень окружили «тот дом, тот гроб, то бездонное горе...».
Рыдает, причитает над сыном безутешная мать.
И женщины плакали горько вокруг, стонало мужское молчанье.
А мать поднялась вдруг у гроба
и вдруг возвысилась, как изваянье.
Всего лишь промолвила несколько слов:
- За них, - и на гроб указала, - призвать бы к ответу кремлевских отцов!
Так, люди? Я верно сказала?!
Вы слышите, что я сказала?!
Толпа безответно молчала -
рабы!
И вот он, чудовищный итог рабства, безропотного долготерпения, вот причина, по которой опять и опять:
В Россию из
Афганистана
на черных крыльях монопланов плывут, плывут,
плывут гробы...
И не видно конца зловещей, трагической веренице траурных рейсов... Происходило это на 68-м году «Великого Октября». Одно из «величайших достижений» советской власти - коммунистическое рабство остро ударило по сознанию поэта Ал. Соболева. И он заклеймил его позором. В назидание потомкам. Как исторический факт, исторический урок.
ИЗУВЕРЫ
Изувер - человек, доходящий до крайней, дикой жестокости. Изуверство - изуверский поступок, жестокость (С. Ожегов).
Последние годы жизни поэта Ал. Соболева... То, о чем я расскажу в этой главе, наверняка не имеет аналога в истории. Права ли я, назвав действующих лиц непридуманных событий изуверами, - судите сами. Трудно быть хладнокровным, бесстрастным «летописцем», когда приходится говорить о предсмертных физических и моральных страданиях самого близкого человека. Но я постараюсь, я обязуюсь сдерживать себя. Могут ли минувшие с тех пор два десятилетия «сгладить», «смягчить» засевшее в памяти глумление над умирающим, обреченным? Я не способна сказать «да».
Лежачего... бьют! И это не крик о помощи, а констатация факта, факта, не столь уж отдаленного по времени. Еще хуже, еще страшнее - бьют умирающего. И это не репортаж из пыточных камер. Таково недавнее прошлое, и касается оно автора знаменитого «Бухенвальдского набата».
Поправку в общепринятые нормы нравственности, известные по поговорке «лежачего не бьют», внесли не прожженные бандиты, которым все ни по чем, а оппонирующая Ал. Соболеву группа советских писателей. То, что они были издателями, следует понимать как знак повышенного к ним парт-доверия: еще бы, труженики, бойцы идеологического фронта, приученные перебирать ножками по узенькой дощечке цензурных ограничений. И не упасть. Не поскользнуться. Ловко лавировать.
Объектом ненависти этой боевой и несокрушимой «дружины» и стал в начале 80-х годов поэт Ал. Соболев. Неугодный партии. Безоружный. Без чьей-либо поддержки извне. С правами узника карцера. Инвалид войны, уже перенесший к тому же первую онкологическую операцию. Забытый.
Возникает вопрос: неужели нашлись люди (или нелюди), чтобы усугублять положение человека с названным запасом «прочности», да еще при одиночестве?!
Что касается Ал. Соболева, то он уже не тот, который в день своего пятидесятилетия заявил: «Я не хочу пока итожить, что людям дал, что - задолжал... И дальше в путь, и дальше в путь... Дел впереди - край непочатый...» К концу шестого десятка лет жизни, в последние тридцать лет перенасыщенной, изобилующей вереницей унижений и оскорблений на национальной почве, он без иллюзий, мужественно, даже с оттенком иронии «подводит черту»:
Так вот какая штука - я многого достиг: я - дедушка без внуков, писатель я - без книг...
Минор? Он обусловлен пока еще непонятной для Ал. Соболева, но уже начавшей свою разрушительную работу роковой болезнью. Заговорили чуткие струны инструмента тонкого исполнения - душа поэта, его интуиция. И породили слова с настроем, ему несвойственным.
Не знал он и того, что заодно со смертельным недугом суждено ему вынести бремя непосильной борьбы за выход своей первой и единственной книжки. Не мог он и предположить, что где-то «на вершине горы» зарождается лавина, которая сомнет, изуродует, скомкает его надежду на достойное появление перед читателями, что покинет он этот свет оскорбленным, скомпрометированным перед теми, кто поклонялся его славному детищу - «Бухенвальдскому набату».
Беда предстала перед ним замаскированной под реальную мечту. А началось все с одного из «театральных» жестов ЦК партии. К 40-летию Победы решено было порадовать писателей старичков- фронтовичков изданием каждому по авторской книжке. Профком литераторов известил Ал. Соболева, что изданием сборника его стихов займется издательство «Современник», куда он и должен поскорее сдать рукопись.
Есть такая, на мой взгляд, не очень милая забава: человек открывает дверь, а сверху, из пристроенной как-то емкости, выливается на него вода... Затейники хохочут!.. Вовсе не шуткой выглядел холодный душ, которым встретили Ал. Соболева в «Современнике». Ему перво-наперво объявили, что смогут выпустить книжку объемом не более двух с половиной - трех печатных листов. Издательство
