получила, изведав участь своих предшественниц, ранее отвергнутых рукописей Ал. Соболева. В чем-то и хуже. Семнадцать лет прошло с тех пор, как А. Турков отнес и сдал рукопись в «Советский писатель». Так и сгинула она там: ее мне даже не вернули. Не изменила порядков в издательстве и новая вывеска: тот же Микитка, хоть и новая свитка. «Ату его... ату!» - возвестил о своем появлении еще один цветок для букета, букета нового времени, однако со старым ароматом, неистребимым.
Между прочим, в этой некрасивой истории без ответа остался и такой вопрос: отчего В. Карпов сам не захотел поинтересоваться, как дела у вдовы Ал. Соболева с изданием книжки - единственной, первой и последней для покойного поэта? Забыл о моем обращении на десяти страницах? Плохо верится: ведь не каждый же день он получал подобные крики о помощи? Тогда что? Соска-пустышка? А совесть?.. Но о присутствии совести при служении компартии говорить вряд ли уместно.
Умудренный опытом, лучше меня осведомленный о делах в мире советских литераторов, А.М. Турков не стал спорить с «Советским писателем».
Он избрал другой путь: продвижение творчества Ал. Соболева в народ посредством публикаций в печатных и электронных СМИ. Ему приходилось открывать людям неизвестного автора известнейшего произведения. И не его вина, что порой это выглядело несколько обидно для Ал. Соболева. Он сумел (при поддержке работавшего в «Литературной газете» Игоря Золотусского) добиться публикации стихов создателя «Бухенвальдского набата» аж в «Литературной газете»! Но стихам предшествовал рассказ А. Туркова об Ал. Соболеве, своего рода представление «новичка» читателям, словно речь и в самом деле шла о поэте, еще не заслужившем известность.
Мне бы этого сделать не удалось: не та я фигура, а он сумел организовать получасовую передачу об Ал. Соболеве на радио. Принял в ней участие. Но волей или неволей в обоих случаях водил автора «Бухенвальдского набата» - на полосу газеты и в эфир - «за ручку». Как подающего надежды ребенка, одаренного, но не успевшего заявить о себе на всю планету. Но иначе А. Турков поступить просто не мог, и я благодарна ему за явную попытку плыть против течения, восстановить справедливость. Он и В.Ф. Огнев укрепили мою веру в неоспоримые достоинства поэзии Ал. Соболева, служили незримой опорой на моем трудном пути. Кстати сказать, я дважды - накануне 75-летия и 80-летия Ал. Соболева - обращалась в «Литературную газету» с предложением отметить юбилей поэта, извиниться перед невиноватым, опубликовать стихи. Ответ звучал как приговор: «Мы этого делать не будем». Оба раза я мысленно добавляла: «Во веки веков. Аминь».
...Передо мной толстая-претолстая папка, «распухший» скоросшиватель. «Моя деловая переписка» - так назвала я ее. Листаю: мои письма, убеждающие и аргументами и фактами, ответы на бланках учреждений, куда я писала. В ряде случаев повторные мои обращения с возражениями, дополнительными доводами... Ответы, убивающие надежду на реализацию творческого наследия автора «Бухенвальдского набата».
В папке хранятся мои письма и зав. отделом пропаганды ЦК партии, а также тогдашнему председателю Комитета по печати. С удивительной закономерностью жалобы и просьбы мои попадали в руки тех, действия которых и были неправомерными. Мелькали в ответах ссылки на отрицательные рецензии на рукописи Ал. Соболева (сами заказывали, сами на них и ссылались). И партийные чиновники, и писатели, и работники издательств не стеснялись утверждать то, чего на свете не бывает, - что создавший однажды талантливое произведение поэт Ал. Соболев стихи писать вовсе и не способен. Почему они все так смело демонстрировали свое откровенное бесстыдство? Потому что свято верили в безнаказанность: в тылу была партия.
Встречаются в папке ответы и забавные, саморазоблачительные. Зав. отделом поэзии журнала «Знамя» Ермолаева, отвергнув маленькую поэму Ал. Соболева «Военком», делает, на мой взгляд, странное уведомление: она извещает меня, что журнал в одном из ближайших номеров намерен поместить стихи В. Савельева на такую же тему. «Всплыл» на моем пути опять Савельев... В отместку за то, что я вернула его ответ мне (он писал за Карпова), сообщив, что «я глупостей не чтец, тем паче образцовых». Вот тебе, настырная баба, в отместку получай: стихи Соболева - вон! Стихи «своего» Савельева - на полосу! Сговорились... Решили уколоть... Кого?!. Автора нет в живых. Значит, меня? О, бессмертный одесский привоз с его уникальными нравами! Не слышала, чтобы, отвергая произведение автора, его извещали: «Мы, Вася, вместо тебя напечатаем Петю»... Злоба и зависть мешают самоконтролю - истина старая. А вот и еще: мои письма, ответы, повторные письма...
Ответ в несколько слов на мое письмо председателю Комитета по печати по поводу «книжки- малышки» «Бухенвальдский набат», изданной «Современником» с искажениями большей части стихов. Бывший аппаратчик ЦК партии предлагает мне решить спорный, по его мнению, вопрос в суде. Он отлично понимает, что определять качество стихов через суд — затея нелепая, бесперспективная. Ума и опыта всей коллегии адвокатов не хватит, чтобы доказать правоту одной стороны и неправоту другой. Тем более что о вкусах не спорят. Кроме того, судебное разбирательство - это уйма времени, немало денег, крепкие нервы. И во всем этом у меня, которой под семьдесят, дефицит. Тот. кто сочинил ответ-отписку, отлично знал, что мне рекомендует, в какую изнурительную волокиту хочет меня втравить. Помочь мне он не хотел. Отнесся ко мне враждебно. Почему ? Потому что не боялся: никакой угрозы ни с одной стороны. «Крой, Ваня, Бога нет». Свобода... Поневоле в который раз подумаешь: до свободы надо еще дорасти. Так как этот человек еще возникнет в моем повествовании, назову его фамилию - Алифанов.
Как считаете, по праву, без натяжки присоединяю я этот небольшой цветок ко второму букету «Ату его... ату!»?
Рассказать разве еще об одном уроке, преподанном защитниками мира в советском исполнении не самому поэту Ал. Соболеву, а мне, его вдове. Я обратилась в СКЗМ в 1987 г., вскоре после кончины Александра Владимировича, о чем, как я подумала, там могли и не знать из-за отсутствия сообщения в прессе. Затрудняюсь сказать, почему обратилась - видно, не пришла в себя после ухода из жизни дорогого мне человека или сбил меня с толку Г. Боровик, то и дело появлявшийся в стандартной позе - вполоборота - на телеэкране с речами, на свой лад, о мире, но я написала письмо в СКЗМ. Не ищу оправдания, не раскаиваюсь, хотя в общем-то и не мешало бы. То ли я искала опору, то ли сочувствие, не знаю, но мне не удалось тогда остановить себя и не совершать этой явной глупости. Что ж, не ошибается, говорят, тот, кто ничего не делает. И где-то на донышке души мне казалось (или так хотелось), что взываю я к единомышленникам и соратникам Ал. Соболева в деле защиты мира на Земле, а не ряженным под таковых, и следовательно, к людям, очень хорошо к нему расположенным. Я посмела высказать некоторые пожелания: об увековечении памяти активного борца за мир, о выпуске, при их содействии, на фирме «Мелодия» памятной грампластинки с антивоенными песнями и стихами Ал. Соболева, об установке на могиле поэта достойного надгробия. Не скрою, я ждала услышать слова соболезнования, поддержки и сочувствия... Ну и вляпалась!.. Поделом мне!.. Как не сообразила, что такой верный проводник светлых идей компартии в жизнь, как Боровик, не захочет снизойти до беседы со мной? Кто я? Какой у меня вес в жизни общества? Что от меня толку сейчас и в будущем? Сплошные нули в ответах. А посему вельможи из СКЗМ, если не из антисемитизма, то в целях соблюдения личного покоя предпочли общаться со мной через «прислугу», как баре с просителями.
Я не дождалась ни звонка, ни живого слова соболезнования. Вместо этого получила уведомление о том, что могу получить в Фонде мира пятьсот рублей на надгробие. Почему пятьсот, а не тысячу пятьсот, не пять тысяч, кто и исходя из чего определил в СКЗМ стоимость надгробия автору «Бухенвальдского набата»? Это «осталось за кадром»...
В ответе мне из СКЗМ, подписанном техническим работником, я, сколько ни старалась, не нашла ни слова соболезнования. По тону и духу он походил на уведомление из ЖЭКа о, скажем, замене сантехники. До сих пор не додумалась: унизить меня вознамерились тогда платные защитнички мира или просто оскорбить?
Я не взяла грязную подачку. Мысленно отправила ее на похоронные нужды руководства СКЗМ. Ответить ударом на удар? Не то было время, не то у меня положение: папки с рукописями - полувековой труд поэта Ал. Соболева - определяли и регламентировали мои действия. Их судьба была полностью в моих руках. И это было важнее «дуэлей», к тому же с неизвестным результатом, не обязательно в мою пользу. Скорее, наоборот...
Мое предложение об увековечении памяти автора самой лучшей песни в защиту мира, созданную в стране, СКЗМ не соизволил даже обсуждать. А пожелание о выходе памятной грампластинки так и осталось
